Он вспоминал ее улыбку; его обволакивал ее нежный аромат. Каждое мгновение, проведенное с ней и ее детьми, мелькало в его голове. Озорная улыбка Кэти; застенчивая улыбка Сэмми; их смех в пиццерии и за обеденным столом. Элайза в его халате после ночи любви. И сама любовь, которая была такой восхитительной…
– Нет, – шептал он. – Нет! – Он больше не хотел думать ни об Элайзе, ни о ее детях. Теперь все они в прошлом. В его будущем для них места нет.
Он снова посмотрел на дом. Ему вдруг показалось, что здесь с Шерри жил совершенно другой человек, как будто та жизнь приснилась ему и не имела отношения к тому человеку, каким Трой стал сейчас.
Но воспоминания об Энни, которая тоже жила в этом доме, по-прежнему причиняли ему боль. Здесь, в гостиной, застеленной бежевым ковром, она сделала свои первые шаги. Она впервые сказала «па-па», когда сидела в кухне на полу и играла своими пухлыми ручками в кукольную посуду. Она подбегала встречать его, обнимала и целовала, когда он возвращался с работы, а он нес ее в гостиную на закорках. Элайза помогла ему сохранить радостные воспоминания о дочке, и за это он всегда будет ей благодарен. Но, кроме того, дом, в котором он жил раньше, помнил и ужасные крики… и слезы, и злые слова. Он помнит о погубленной, сломанной жизни, о навсегда уничтоженной семье. Трой медленно тронулся с места; вокруг него снова сгущался мрак.
Он направился к дому. Полчаса спустя он сидел у себя на крыльце. Скоро листья на деревьях начнут краснеть и желтеть; поднимется ветер, станет прохладнее. Мысль об умирающих листьях лишь усугубила его грусть. Он глубоко вздохнул. Скорее бы этот день закончился!
Услышав шорох, он обернулся. К нему по лужайке бежала Кэти.
– Мистер Трой! Раз вы не работаете, может быть, придете и поиграете с нами? – Глаза девочки сверкнули. – Сегодня мама печет печенье; она и вас угостит! Печенье с арахисовой пастой такое вкусное!
– Кэти… сейчас у меня нет настроения. – Он старался говорить как можно мягче.
– Может быть, если я посижу и поговорю с вами, у вас появится настроение, – ответила она.
– Сейчас я не хочу разговаривать, а тебе лучше вернуться домой.
Должно быть, последние слова он произнес резковато, потому что глаза у нее потускнели, улыбка увяла, нижняя губа задрожала.
– Вовсе не нужно так злиться, – сказала она, круто развернулась и побежала к дому.
Его наполняло глубокое раскаяние, но потом он сказал себе: наверное, так даже лучше. Если дети будут считать его злобным, ворчливым соседом, всем станет легче.
Он не знал, долго ли просидел на крыльце, прежде чем Кэти появилась снова. На сей раз она шла к нему с серьезным личиком.