– Прошу тебя, не порть всем праздник, – протянул нейрохирург, жестом отзывая санитаров, что уже было метнулись ко мне, – эта процедура никак не скажется на функциях твоего организма, и даже способности твои никуда не денутся.
К нему подвезли столик с хирургическим инструментарием. С нетерпеливым выражением лица он сдернул с него стерильную пеленку, и передо мной предстал во всем своем тускло отраженном свете малый операционный набор. Аккуратно разложенные на нем остроконечные шпатели, с бледно-металлическим окрасом желобоватые зонды, режущей элегантности пинцеты прилежно возлежали рядом с массивными кусачками Дальгрена, а с ними соседствовал внушительного размера молоток, а также ножницы с хищно загнутым концом и рашпиль, приготовленный для вычищения костных щепок. В сердце этого убийственного строя главенствовал решительно прямой и заостренный орбитокласт.
– Мы вынуждены прибегнуть к насильственным мерам за неимением твоего одобрения, – промолвил Полкомайзер, нежно проведя пальцем по орбитокласту, – придет время, и ты поймешь, а пока не дергайся, иначе я могу и промахнуться.
Он взял другой шприц, обрамленный металлической каймой, и набрал в него местный анестетик. Мое дыхание снова участилось, инстинкт самосохранения упорно не хотел мириться с неумолимо надвигающимся концом. Вопреки его уверенным словам, в моих глазах не плыло. Я по новой начал извиваться, допуская абсурдную вероятность, что в меняющую положение поверхность он никогда не попадет иглой.
– Ну хватит, не надо вести себя, как маленький ребенок, – с негодованием произнес он и, подойдя ко мне вплотную, начал выискивать зону для укола. Мне показалось, что в оперблоке стало душно. А сам воздух стал спертым, неповоротливо стоячим, как перед грозой. Но что более странно, пушок на голове нейрохирурга стал подниматься к лампе, словно полузавядшее во тьме растение, которое впервые за долгое время ощутило на себе бодрящий солнечный свет.
– Док, – обеспокоенно проронил ассистент, так же заметивший это явление.
– Не отвлекай меня, – нараспев ему ответил поглощенный процессом нейрохирург. Он поднял шприц к самому свету, дабы вытеснить поршнем лишние миллилитры успокоительного. Тут же волосы на его голове опали. Вместе с тем прозвучали два оглушительных, словно ударом хлыста, два коротких щелчка, что были сопровождены подмаргиванием ламп, как если бы в электросети произошла просадка напряжения.
Герр Полкомайзер, не успев издать ни единого звука, в один миг весь почернел и свалился замертво на хирургический столик, звонко опрокинув поднос с инструментарием. Все присутствующие пронзительно заверещали и рванули на выход.