Антикварный магазин находился на улице Тухачевского. Собственно говоря, это был не совсем антикварный магазин в полном смысле этого слова. Скорее, комиссионный. Но старый директор этого магазина, Захар Иванович Корякин, энтузиаст, если можно так выразиться, старины, сменил бывшую вывеску над входом — «Ракета» — на двадцатисантиметровые алые буквы «Антиквариат» и стал невесть откуда завозить в магазин древние, покрытые патиной медные самовары с вычеканенными на их толстых брюхах медалями, старые дубовые стулья, еще сохранившие лак и форму, поблекшие от времени бронзовые и латунные подсвечники и многое, многое другое, что можно встретить в настоящих антикварных лавках или солидных ломбардах. И хотя вскорости Захар Иванович ушел на пенсию, вывеску магазин так и не сменил. Даже оставил этот своеобразный комиссионный отдел старины и древностей. В нем-то в последнее время и работал Петр Ефимович Еремеев продавцом.
Михайлов остановился у прилавка комиссионного отдела и стал внимательно рассматривать вещи. Можно ли было, окунувшись в эту атмосферу, понять, что чувствовал Еремеев, работая здесь, в окружении этих густых ковров, всяких мелочей, разных блестящих, сияющих и переливающихся разными красками безделушек?
Отдел находился в обособленном помещении, со своими дверями, своими окнами, своим входом и выходом, поэтому атмосфера тут была собственная, экзотическая, в которую вы сразу окунались с головой, едва переступив порог. Ковры приглушали свет, отовсюду на вас смотрели старинные вещи, глаза одиноких голов косуль и кабанов на стенах под потолком. Только сюда, скорее всего, мог попасть тот калейдоскоп, только отсюда могла исходить ниточка этого запутанного клубка. Хотя это всего лишь предположение.
Из дверей подсобного помещения вышла полная миловидная женщина в серой вязаной кофточке. Увидев Михайлова, она подошла к прилавку и спросила:
— Вы что-то хотите?
— Да, да, — улыбнулся Михайлов, вспомнив, зачем он, собственно, сюда явился. — Скажите, к вам, случайно, эта вещь раньше не поступала?
Он выудил из кармана калейдоскоп и протянул женщине. Та взяла его в руки, повертела так и эдак, потом, свернув пухлые, крашенные в морковный цвет губы и слегка вскинув брови, вернула его Михайлову, сказав:
— Нет, никогда раньше не встречала.
— И никто его не сдавал вам в отдел?
— При мне не сдавал. И я не помню, чтобы что-нибудь подобное у нас выставлялось. — Чувствовалось, что женщина больно не горела желанием общаться с Михайловым. — Вы будете что-нибудь брать?