— Итак, Михайлов, прошло два дня, — сказал ему Маралов, вызвав утром его с Нефедовым к себе в кабинет. — Вы уже отработали какие-нибудь версии?
Михайлову конкретно ответить было нечего. Он рассказал начальнику о сходстве дел Еремеева, Дубовицкой и Пряхина, о подобии унылого течения их жизни, но по лицу слушающего понял, что рассказал обо всем напрасно — это начальника не заботило. Он оборвал Михайлова на слове и приказал через день предоставить ему полный отчет за неделю о проделанной Михайловым работе.
«Может, еще по часам?» — подумал с сарказмом Михайлов, но вслух только ответил:
— Слушаюсь. Разрешите идти?
— Свободен! — небрежно бросил ему Маралов.
Михайлов пошел к себе. Беспросветное уныние охватило его.
«Я, наверное, сильно устал, — подумал он, — я становлюсь каким-то слабым, каким-то слабым…»
В кабинете, чтобы как-то отойти, успокоиться, он опять попытался сосредоточиться на происшествиях.
Все-таки изначально он был прав, считая, что дела Еремеева, Дубовицкой и Пряхина схожи.
Кем был Еремеев? Типичным неудачником. Ему не везло ни на работе, ни дома. На работе он держался только по протекции бывшего директора. Дома жена его в счет не ставила. Дубовицкая. Озлобленная на весь свет старая дева. Тоже из породы неудачников. Пряхин. Разочаровавшийся во всем тип. Таково прошлое. Но вот что-то происходит с ними, и они уже другие. Другие! Гримаса на их лицах при смерти свидетельствует о том, что все они увидели нечто схожее, нечто поразившее их.
Что это могло быть? Неясное природное явление? Неизвестное парализующее средство? Да всё что угодно! И у всех ни пулевых, ни ножевых ран. Только, как констатировали врачи, разрыв сердца (хотя инфаркт хватал лишь Еремеева и то с год назад). И — калейдоскоп. Самый что ни на есть обыкновенный калейдоскоп. Может, в нем вся загадка?
Михайлов даже усмехнулся: до чего наивными показались ему его собственные размышления, но он знал, что они наивны только оттого, что все собранные им факты малозначительны, скудны и слишком неопределенны.
Михайлов вынул из ящика своего стола калейдоскоп и еще раз внимательно стал осматривать его.
На картинках, разбросанных по поверхности цилиндра, были изображены пляшущие люди в старинных национальных костюмах. Кто танцевал под дуду, кто под гусли — совсем как во вчерашнем сне Михайлова! Но что особенно поразило его — лица всех буквально светились радостью и неограниченным счастьем. Такой же радостью дышали стихи Пряхина, таким же светом лучились последние записи Дубовицкой. Эти люди увидели что-то, что заставило их изменить не только свое отношение к людям, но и измениться самим. Что же за чудодейственная сила воздействовала на них?