Перед баней они все-таки, по пути собирая малину, сходили к близкому озеру. Оно показалось бескрайним, серо-серебряным. Тихонько, оставляя на воде тающие, нежные шелковые круги, плескались рыбки, летали зеленые крупные и мелкие черные стрекозы. Но погода стояла серая, пасмурная, и, хотя вода, как сказал побродивший по воде босиком Швед, «вполне даже теплая», купаться не хотелось. А по Янке, которая даже и к воде не подошла, явно было видно, что она озера, хотя и молчит, очень боится: бледная, в курточку беленькую кутается и глаза перепуганные и невидящие, как чайные ложки… Зато они объелись малиной и еще набрали ее с собой «на вечер к чаю» половину пятилитрового ведерка. Потом совсем завечерело, налетели комары, проорала какая-то истеричная птица в лесу, ей зловеще отозвалось эхо – и они скорей заторопились «домой». Приятно было идти сквозь серый вечер и знать, что в доме натоплено и уютно, да еще и банька ждет, жаркая-жаркая, и там Швед перед уходом к озеру замочил в кипятке Муркой и Янкой наломанные и связанные свежие веники.
– Как в сказке, – Янка улыбалась. – Хорошо, что мы сюда приехали. А то жили бы себе и жили своей городской жизнью, и не знали бы, что такое место есть.
В бане от жару и густого березового запаха стало весело. Мурке хватило одного шлепка обжигающим веником, чтоб она вылетела вон, но потом пришлось помогать Янке отпарить Шведа – тот, оказалось, в вениках понимал и, разлегшись на черном полке, командовал, как его парить, и кряхтел от счастья. Потом вдруг соскочил с полка, весь в листьях, помчался наружу к дождевой бочке, схватил ведро и раз пять облился. Облил Янку и Мурку – взвизгнув, Мурка помчалась в баню греться. Вся эта возня под тусклыми желтыми лампочками, в тесноте старой бани – с паром, вениками, мытьем в старых эмалированных тазах, с поеданием малины горстями из ведерка в прохладном предбаннике – затянулась надолго. Особенно мытье длинных Янкиных волос. Наконец Янка скомандовала:
– Ну все, одеваться!
Швед остался мыться, плескался, мурчал что-то за стенкой, а они с Янкой, доедая малину, неспешно вытирались горячими чистыми полотенцами, надевали платьица и куртки.
– Пойдем уже, чайник поставим, – Янка одну за другой сунула красивые ножки в белых носочках в красные нарядные сапоги и толкнула наружную дверь. – Ой… Темнотища-то какая…
Снаружи стоял полный, абсолютный, влажный от росы мрак. Ни огонька, ни звука. Будто от земли до неба весь мир залили черной как сажа краской. Света из двери бани хватало на маленький желтоватый коврик на траве, и все. Потом – тьма.