— Покемарить — это хорошо. — Андрей снял с вешалки пальтишко и свернул его рулетиком. — Только ты разбуди, если что.
— Хорошо, ты поспи, поспи…
Сентябрь принес мне новые заботы. Еще в конце августа прибежище на Остоженке сгорело. Кто-то из музыкантов, наглотавшись до полусмерти седатиков, отключился, забыв выключить конфорку с варящимися там макаронами. Пожар потушили только тогда, когда дом практически полностью выгорел изнутри.
Надо было как-то зарабатывать. И тут подвернулся удачный случай.
Дело в том, что за пару дней до этого я сидел в своей любимой забегаловке «Обсервер», что на Кадашевской набережной, и во время очередного, ставшего к тому времени обыденным, вечернего воспивания кружечки пива на стул рядом приземлился дебильного вида детина, чьи плечи были раза в полтора шире, чем у меня, а интеллект раз в пятьдесят пониже. Было видно, что парень уже немного набрался и ему явно хочется подраться. Видно, оценивая внешний вид соседа, он тупым взглядом скользил по мне, пытаясь найти хоть что-нибудь, к чему можно придраться. Я сидел и спокойно пил пиво, делая вид, что не замечаю взглядов питекантропа. Наконец в какой-то момент запотевшая, а потому влажная кружка слегка скользнула в моей руке, и я был вынужден ее перехватить. Незнакомец, видимо, счел это достаточным поводом для начала дружеского разговора.
— Что, миленыш, дрожишь? Боишься? Не трусь, дядя Суксь детей не обижает… — хрипло произнес громила и заржал. — Слышь, пацан, как тебя вообще пустили сюда, кутяшка?
Я и сам был не в духе. Почему-то вспомнилось, как полковник Кулагин рассказывал мне, какая туфта эти все восточные единоборства, что полной херью являются попытки учить боевым искусствам только для самообороны. «Бей первым, — говаривал он. — Бей первым и насмерть, а не то удар противника может быть последним, что ты увидишь в своей жизни». Поэтому, когда новый знакомый протянул руку к моему подбородку с целью, видимо, потрепать его, я ударил этого урода в остающийся открытым кадык. Не замахиваясь, но изо всех сил, чтобы как минимум на несколько секунд лишить противника движения. Второй мой удар, уже в полразмаха, был направлен прямо в переносицу громиле. Когда я был маленький, то жутко боялся драться, в том числе и из-за того, что противнику при этом будет больно. В десятилетнем возрасте физически отвечать на нападки других мне приходилось, но я ни в коем случае не бил по лицу, боясь сломать нос обидчику. Только потом я понял, что такой удар редко когда способен нанести столь серьезный вред, но в данный момент тычок был рассчитан не на это. Такой удар сбил бы противника со стула, и он, может быть, хотя бы чуть-чуть отрезвился, одумался. Будь мы на улице, я бы разнес громилу даже не в два, а в полтора счета, несмотря на его телесный перевес, но сейчас приходилось все-таки соблюдать хотя бы видимость приличия. Как это ни странно, охрану бара не особенно взволновало произошедшее, а противник уже поднимался, явно намереваясь ответить мне добрым десятком ударов на причиненную боль. Что же, парень сам этого хотел. Я взялся за локоть руки, которой поднимавшийся громила, выпятив вперед плечо, будто бы специально облокотился на стол, и слегка повернул его руку против часовой стрелки. Бедняга опять упал, но сейчас, когда его рука была в надежном захвате, он явно находился в проигрышном положении. Тем не менее послышались глухие матерные ругательства и попытки разъяснить мне, что он, дядя Суксь, собирается проделать с таким ублюдочным сосунком.