Интересно, а чего она ожидала. Возможно, предполагала, что, получив отказ, он уйдет заливать раны с помощью любимого виски, притворившись, будто этого разговора никогда и не было вовсе.
Однако Арес помог ей одеться, не спеша проводил в столовую и помог сесть. Они находились слишком близко друг от друга, и у них был совершенно обычный для королевской резиденции ужин, в конце которого подали чаши с водой для омовения рук.
Пия осмелилась нарушить молчание.
– А что, если я выпью из моей чаши? Предпримешь ли ты что-нибудь на правах хозяина дома, чтобы я не чувствовала, что допустила ошибку?
Пия писала о таких, казалось бы, незначительных вещах, как, например, стоит ли отправлять благодарственные письма (да, всегда), допустимо ли нарушать общепринятые правила в вопросах ношения белого в межсезонье (конечно, если вы можете себе это позволить). И дело вовсе не в чаше для омовения рук. Дело в заботе о других людях.
Речь о том, чувствует ли она себя в безопасности с Аресом. Правда, неплохо бы вспомнить о том, когда последний раз она находилась в полной безопасности. Где-либо и когда-либо. А потому как можно понять разницу, если не знать, каково это.
– Выходи за меня замуж. И увидишь, какой я хозяин, – настаивал Арес, пристально глядя на нее.
Он был непреклонен и явно хотел дать ей это понять. Пия была потрясена. В очередной раз. Хотя и по другому поводу. Арес не отпустил ее. А если и был смущен или расстроен отказом, то не подал виду.
После ужина он проводил ее до спальни. Когда она повернулась, чтобы идти в свое крыло дворца, он крепко схватил ее за руку.
– Я так не думаю. Мы ведь только начали снимать напряжение, не так ли?
– Напряжение? – Пия не осмелилась даже вообразить, имеет ли он в виду то же самое, о чем подумала она. То, на что надеялась и чего жаждала.
– Моя дорогая, прошло много времени с нашей встречи в Нью-Йорке. Мой голод по тебе еще не утолен.
Она было хотела возразить, жестко настоять на своем, но влечение к нему пересилило. Сила воли явно проигрывала. Поэтому Пия лишь кивнула. Один раз.
Арес не смог скрыть торжествующую плотоядную улыбку, повел ее в свои просторные комнаты, положил на массивную кровать, явно королевскую, и вновь принялся изучать каждый дюйм ее тела. Пия начала извиваться, снова потеряла голову. Он перевернул ее, поставил на четвереньки и вошел сзади. От переполнявшего наслаждения Пия громко выкрикнула его имя.