Пока мысли сестры Перепетуи следовали этим излюбленным ею путем, Лукреция молча сидела за веретеном, и ее мысли текли совсем в ином направлении.
Она старалась понять, почему в пору своих самых кровавых неистовств Юрг был менее чужд ее уму и сердцу, нежели теперь, когда он пользуется почетом и уважением, состоя во всех советах страны и будучи приближенным французского герцога.
С возвращения домой она дважды издалека видела Георга, когда ездила в Кур навещать свою тетушку. Первый раз она стояла вечером возле кресла старушки и сквозь железный узор выгнутой решетки смотрела в окно на площадь, где солнечные лучи, покинув плиты мостовой, еще играли на струях фонтана. Полковник прогуливался по противоположной стороне, а рядом важно выступал какой-то магистратский чин, жадно ловя каждое его слово и кивком одобряя любое его замечание. Речь, по-видимому, шла о каком-то сложном юридическом случае.
Во второй раз полковник оживленно шутил в кругу французских дворян, очевидно возвращаясь после совместного обеда. И так звонко звучал его голос, таким умом сияло его лицо, что каждому он представлялся одним из тех редких баловней судьбы, которые с легкостью прокладывают себе путь к успеху и, как докучные узы, сбрасывают прочь непоправимое прошлое.
«Теперь мне ясно, — призналась она себе, — этот всеобщий друг-приятель ни в чем не похож на Юрга, которого я любила: ни на дерзкого от робости мальчика, моего защитника с темными и скрытными глазами, ни на беспощадного юного бунтаря, сокрушившего мое счастье, как горный ручей крушит берега, ни на зрелого мужчину, на которого я в мстительных снах поднимала руку, ни на того, с кем я после долгих лет страдания встретилась на Сан-Бернардино, в ком, казалось мне, вновь обрела родную душу, кого заключила в свои объятия, — нет, прежний Юрг превратился в ловкого придворного льстеца, в расчетливого дипломата… От меня он хочет отделаться, откупиться, потому и возвратил мне Ридберг. Я ему страшна, как живой укор, как призрак былого». При этом она забыла, что сама строго-настрого запретила ему впредь переступать порог ее дома.
— Пресвятая матерь божья, что там за содом?! — Сестра Перепетуя подскочила от неожиданности, — сторожевые псы заливались неистовым лаем на замковом валу; унимая их, кричали слуги, а в ворота раздавался настойчивый стук. Когда же Лукреция открыла окно, она услышала спор между несговорчивым Лукой и кем-то, кто повелительным голосом требовал впустить его.
Но вот в комнату вбежал сам старик, — его невозмутимая физиономия выражала непривычную растерянность.