Поднявшись, я подхожу к двери.
Психолог откладывает ручку в сторону, и я вижу, что он вовсе не злится. На его лице светится мягкая, добрая улыбка.
– Джем, если ты будешь продолжать ходить в школу, а родители согласятся не подавать заявление на розыск, тебя никто не тронет. Ты ведь понимаешь это?
– Правда?
– Да.
– Но почему вы никогда не говорили мне об этом?
Немного подумав, он опускает голову и отвечает:
– Я понимаю, что это прозвучит невероятно глупо, но ты никогда не спрашивала. Ты же понимаешь, что я не могу ходить по школе и предлагать ученикам варианты побега из дому? Особенно если я не уверен, действительно ли им что-то угрожает.
Уставившись на свои руки, я стремительно заливаюсь краской. Кажется, мои проблемы – далеко не самые ужасные на свете.
– Иди сюда, Джем. Присядь.
Я качаю головой.
– Я очень хочу, чтобы ты доверяла мне.
Но я не смогу, если он будет продолжать говорить о проблемах с законом. Нащупав за собой ручку двери, я прижимаюсь к ней спиной:
– Я знаю. Со мной не случилось ничего катастрофического. Меня никогда не били и не… трогали. И мне ничего не угрожает.
– Джем, это замечательно. Я очень рад это слышать.
– В конце концов, у нас с Дикси есть своя отдельная комната. Мама иногда подрабатывает. Этих денег вполне хватает на арендную плату. Еда есть не всегда, но мы не голодаем.
В лице мистера Бергстром проступает замешательство.
– Все, о чем я прошу… Неважно. Чуть ранее вы сказали, что не можете решать за учеников, нужна им помощь или нет. Так что же это такое – действительно нуждаться в помощи?
Бергстром молчит какое-то время. Вытерев губы ладонью, психолог вздыхает:
– Сядь, пожалуйста, Джем.
Я не трогаюсь с места.
Наклонившись, он достает из ящика упаковку бумажных платочков:
– Держи.
Я поднимаю на него глаза. Я что, плачу? Прямо сейчас? Коснувшись лица, я чувствую влагу на своих щеках. И отпускаю дверную ручку.
– Я не пропускаю уроки, – продолжаю я, а слез становится больше и больше. Говорить становится все сложнее. – Я знаю, что у меня проблемы в школе, я знаю, что я асоциальна, но я в общем справляюсь.
– Успокойся, Джем. Я тебе верю.
– Я моюсь, стираю одежду. Ложусь спать и прихожу в школу вовремя. А еще… – Голос вдруг изменяет мне, и я с силой тру платком лицо. – Я забочусь о своей сестре. Я всегда заботилась о ней. У меня все получится.
– Я вижу, Джем, – тихо произносит психолог. – Ты молодец.
– Но я не могу понять: что должно случиться с человеком, чтобы он имел право на помощь? Пожалуйста, объясните мне, – наконец-то выдавливаю я сквозь слезы. – Что должно случиться, чтобы кто-то захотел помочь? Неужели жизнь должна превратится в кромешный ад для того, чтобы появился хотя бы шанс сделать ее лучше?