В старых изданиях о митрополите Платоне можно прочитать удивительные вещи. Например, такое: к нему подошла под благословение дама. Платон сорвал оказавшуюся возле них розу, благословил ею женщину и передал ей цветок.
Этого митрополита видели обедающим с бурсаками, ворошащим сено, запросто поющим за дьячка в какой-нибудь маленькой церкви. Платон любил простую, уединенную жизнь. Его возмущали светские награды духовенству. Сам он от них неизменно отказывался, заявляя: «Желаю умереть архиереем, а не кавалером».
К великому счастью Параши Жемчуговой, у нее был верный
друг с милостивой душой. Митрополит Платон, несмотря
на высокий сан, оставался простым и доступным человеком.
Параша могла ему доверить то, о чем, быть может, не решалась говорить со своим возлюбленным.
Знатока человеческих душ, Платона невозможно было обмануть, прикинуться богобоязненным, милосердным, смиряющим свою гордыню — если этого не было.
И то, что именно такой человек проникся искренним расположением к грешной подруге сиятельного графа, добавляет к портрету Жемчуговой особые краски.
Быть может, митрополит Платон стал тем единственным человеком, кому без утайки Параша поверяла все свои горести и сомнения, не скрывая ничего. Легко представить, каким облегчением для нее было найти такого духовного пастыря, который понял бы всю драму чистой, богобоязненной души, вынужденной жить «во грехе».
Платон избегал строгостей осуждения. Напротив, он старался унять Парашины терзания. Он не спешил казнить, спешил миловать и утешать, ценя в ней женщину и особой судьбы, и особого душевного склада. Однажды видели, как увлеченный разговором с Парашей митрополит поднес к губам ее руку...
Сердце Николая Петровича тоже было открыто митрополиту. Граф доверял ему самое сокровенное, интимное, о чем не обмолвился бы больше никому. Говорил, например, о мечте иметь от Параши ребенка, своего наследника, продолжателя знаменитого рода.
Корил ли Платон графа за промедление с женитьбой? Мы об этом не знаем. Но то, что каждое его слово, каждый совет побуждали Николая Петровича «побороть бренные предрассудки света» и увенчать эту давнюю проверенную связь супружеством, — несомненно.
Нам, сегодняшним, не понять, что могло удерживать графа с его-то финансовым и родословным могуществом от последнего шага.
Конечно, для Шереметева их союз с Парашей был давно предрешен. Но, как, к слову сказать, многие мужчины в подобной ситуации, граф нуждался в каком-то внешнем толчке, чтобы перейти Рубикон. И это не заставило себя ждать.
...Два последних года восемнадцатого века были для Николая Петровича и Параши очень тяжелыми. Прощанье с театром, которому оба сполна отдали все таланты и силы, оказалось незаживающей раной. Как это часто бывает у людей, лишившихся дела жизни, обоих, и без того некрепких здоровьем, их как-то враз подкосили болезни.