При маленьком наследнике состоял особый, лично отобранный графом штат прислуги. Николай Петрович приставил к сыну для «наблюдения за сбережением здоровья» и для «всякого охранения» не медиков — теперь он им мало доверял, — а обыкновенного канцеляриста, человека, знакомого с юности и стократно проверенного. Тот отвечал за состояние детских помещений и обязан был безотлучно находиться при мальчике. В помощь ему приставили громадной физической силы дворового Петра Соловьева.
Особая система предосторожностей исключала появление в комнатах Мити постороннего человека. У дверей, ведущих в спальню, постоянно находились двое сторожей. Но и они при случае не смогли бы впустить чужака: дверь запиралась с внутренней стороны. Открывали ее только после предварительного окрика: кто пришел, имеет ли разрешение. Под последним подразумевался так называемый «билет» — пропуск с печатью и росписью графа.
Ночных дозорных проверяли каждые два часа — не спят ли. Утром и вечером к Шереметеву шли с докладом, в котором полагалось сообщать каждую мелочь. По особому предписанию надо было действовать в случае болезни ребенка: граф приказал извещать его немедленно, в любое время суток, невзирая ни на какие обстоятельства.
Конечно, главная надежда у Николая Петровича была на Татьяну Шлыкову. Ей в помощь приставили человека, тоже очень проверенного, некого Петра Герасимовича, подлекаря.
Все эти назначения и предписания были Николаем Петровичем даны в домовую канцелярию 25 февраля, то есть через два дня по кончине жены. Старания уберечь Митю заставили графа возвращаться хоть на время из пучины скорби.
Между тем Шереметев прекрасно понимал, что упадок сил и духа тормозит то дело, которое они с женой затеяли. Приют для бедных и убогих — сколько длинных вечеров было отдано обсуждению всех деталей, относящихся к будущему Странноприимному дому!
Граф и Параша решили, что под его крышей на шереметев- ском иждивении будут содержаться до ста человек «всякого звания неимущих и увечных» и больница на пятьдесят человек.
Строительство приюта-дворца и обеспечение его дальнейшей жизни потребовали огромных средств. Уже на первых порах стало ясно, что реальная стоимость задуманного значительно превысит смету. Шереметев даже вынужден был продать часть недвижимости в Москве. Он не хотел трогать основной капитал, проценты с которого определены были в пользу Странноприимного дома. Ему же «навечно и неотъемлемо» передавались и доходы Шереметевых в Тверской губернии.
...Венчание, ожидание прибавления в семействе, потом беда, сбившая Николая Петровича с ног, затормозили возведение Странноприимного дома. Но то, что он затеял, неразрывно было связано в его сознании с Парашей. Это заставляло Николая Петровича сначала через силу, а потом все с большей охотой входить во все маленькие и большие проблемы строительства. Он даже кое-что проектировал сам, рисовал эскизы интерьеров, то хвалил, то ругал архитекторов и подрядчиков, волновался, негодовал, расстраивался, радовался.