Данте ждал уже больше часа. Время от времени кто-то поблизости громко кричал — больной, метавшийся в муках, или одержимый, истязаемый демонами. Не в силах больше стоять, поэт опустился на корточки у стены. От духоты и усталости у него потемнело в глазах, а голова слегка кружилась, предвещая обморок или сон, державшиеся, однако, в стороне от измученного тела Данте, потому что его ум не желал полностью засыпать.
Провалившись на несколько мгновений в полубессознательное состояние, поэт встрепенулся и навострил уши, услышав в отдалении приближавшиеся легкие шаги. Потом в начале улочки появилась чья-то тень. Данте насторожился, собрался с силами, встал, вжался в стену и замер. Стиснув рукоять кинжала, он приготовился дать отпор незнакомцу, окажись тот не тем, кого ждал поэт.
Перед Данте возникла фигура, полностью завернутая в плащ из легкого сукна, закрывавший незнакомцу и нижнюю часть лица. На голове у этого человека была крестьянская плетеная соломенная шляпа, надвинутая почти на самые глаза.
И все же приор сразу узнал незнакомца, шедшего к нему, не обращая внимания на острие кинжала, поблескивавшее в слабом свете, прикрепленного где-то наверху факела.
Приблизившись к Данте, Монерр остановился в шаге от него, спросил:
— Вы меня искали? — и замолчал.
Не дождавшись от него больше ни слова, поэт наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
— Я знаю, что вы задумали. Вы ведь появились тут совсем не из-за денег, как притворялись на тот случай, если кто-то что-нибудь заподозрит или даже разгадает трюк с Антиохийской девой.
Данте ждал от француза ответа, но тот по-прежнему молчал и пристально его разглядывал.
— А ведь ваш замысел еще коварнее, чем кажется, — с досадой продолжал поэт. — Наверняка вы хотели, чтобы обман был раскрыт и вас считали неопасными мошенниками. Я тоже так раньше думал.
Монерр блеснул глазами.
— А что же вы думаете теперь? — пробормотал он.
— Вы решили повторить четвертый крестовый поход, когда воинов, собранных для похода в Святую Землю, бросили против Константинополя. Вы хотели собрать верующих, воодушевить их невероятным чудом Антиохийской девы и обещаниями спасти их души, подогретыми посулами несметных восточных сокровищ. Потом все командные посты в вашей новой армии должны были занять верные вам гибеллины, а как раз на пути в Святую Землю лежит истинная цель вашего похода — Рим! И вы обрушились бы на него, как когда-то крестоносцы на Константинополь. А ведь вашей толпе, собравшейся выслушать напутствие римского папы, хватило бы зрелища усыпанной самоцветами дарохранительницы, чтобы она бросилась громить папские дворцы…