Так и получалось, что патриотический заговор – превращался в заговор антиисламский. Антиисламистский…
Впереди – показалось здание КПП части, знакомое до боли. Раньше оно ярко освещалось – теперь половина лампочек лопнула, и никто не взял себе за труд их заменить. На КПП несли службу солдаты, которые еще не разбежались – а таких было все меньше и меньше. Танковые части – это не авиация, где платят намного лучше, и не пехота, где можно ничего не делать. До сих пор – все держалось на офицерском костяке, который тоже таял. Мулла же, назначенный в часть из Каира – только и занимался, что председательствовал в исламском трибунале, да натравливал солдат на офицеров. Полковник знал об этом – а мулла и подчиненные ему исламские милиционеры – не показывали открыто свое отношение к нему только потому, что полковник и сам заседал в исламском трибунале, проявляя должное усердие. Гнойник ненависти и подозрений давно созрел – и сегодня должен был лопнуть…
В темноте машины – металлом щелкнул предохранитель пистолета…
– Отставить…
Полковник достал из кармана на переднем сидении маленькую бутылку с джином, добытую через знакомого бармена в отеле. Взял немного в рот, прыснул на одежду…
Резко прозвучал сигнал, солдат на воротах вскочил с лежанки, направил на них автомат. Потом – включил фонарь…
Полковник, пошатываясь, вышел из машины…
– Салам, брат! – громко крикнул он.
Горе-стражник опустил автомат.
– Салам, эфенди акид[47]… – неуверенно сказал он. Он знал, что допустил серьезный проступок, заснув на посту и, несмотря на то, что теперь все наказания солдат должен был утверждать мулла, а он не был таким дураком, чтобы утверждать хоть что-то – он понимал, что должен быть наказан. Оттого он чувствовал себя неуверенно перед лицом офицера высокого ранга.
– Открывай дверь что встал! – крикнул полковник без особой злобы в голосе.
– Сейчас, эфенди, сию секунду… – засуетился солдат.
Полковник засмеялся, вернулся в машину. Шлагбаум поднялся, машина тронулась.
– Не спешите лить кровь – сказал полковник – без них вся наша затея – ничто.
– Брат… – отозвался водитель, в голосе звенела сдерживаемая злоба.
Одним из первых указов новой власти в армии была отмена титулования – теперь все были друг другу братья, даже последний жунди[48] из какой-нибудь засранной деревни – убеленному сединами генералу. Трудно было придумать что-либо более действенное для ослабления армии и доведения офицерского корпуса страны до белого каления. Ни для кого не было секретом, какого качества контингент оказывался в армии – подростки из нищих пригородов Каира, с нищей деревенской южной границы страны… на побережье можно и нормальную работу найти, без армии. Офицеры же – были белой костью, семьдесят лет, считай, страна держалась на армии, на офицерском корпусе. И вот теперь представьте – никаких наказаний, офицер для ошалевших от безнаказанности солдат – брат, а еще и местный мулла подначивает…