Женщина осеклась и замолчала. Бага решительно поднялся и, подхватив гробик, пошел к костелу:
— Идем.
В костеле стоял полумрак, было тихо, только двигалась где-то в притворе черная фигура причетника да у распятия распласталась черная фигура ксендза. Сквозь окна падал цветными пятнами свет на распятие, и фигура Христа была в цветных лоскутьях и напоминала арлекина. Лицо было багровым, как от неумеренного возлияния.
«Вот комедия», — подумал Бага и положил руку на плечо ксендза.
Тот взметнулся и с удивлением посмотрел на решительного парня с гробиком и давешнюю женщину.
«Какая у него, однако, препаскудная рожа, — подумал Бага, глядя на лисью рожу ксендза. — Кажется, его фамилия Милкович. Хорошо, что мы одни здесь. Даже религию они нам свою навязали, паскуды. И этот ренегат здесь. Вот еще божья гнида».
Молчание продолжалось недолго. Высокомерный ксендз не выдержал и спросил:
— Что такое?
— Произведите все, что нужно над этим гробиком. Я ручаюсь, что в убытке вы не останетесь.
Ксендз утвердительно кивнул головой, но не удержался, чтобы не прибавить:
— Вы напрасно к ней так милостивы. Этот ребенок — сын преступника, а она — его жена.
Бага обернулся и, встретив испуганный взгляд женщины, сказал про себя: «Вот оно что», — и вновь обернулся к ксендзу.
— И притом, я ей уже ясно говорил: если нет денег — напрасно рожать детей. Эта шлюха…
— Не надо, отче, кончайте отпевание.
Ксендз не заставил себя просить и произнес со слезами в голосе несколько фраз о младенце, коего Господь взял к себе, пленившись его невинностью.
А женщина подумала, что лучше бы он остался в грешном мире.
Ксендз закончил отпевание и, когда женщина, взяв гробик, двинулась к двери, даже пожал Баге руку. Рука его была похожа на только что пойманную рыбу. Не найдя в ладони Баги желаемого, он съежился, и его лисьи глазки забегали по фигуре Баги. Он еще не верил, но Бага спокойно двинулся к выходу. Тогда он окликнул его:
— Постойте!
— В чем дело, отче?
— А… вознаграж…
— Если я не ошибаюсь, вы говорите о плате, — любезно осведомился Бага.
— Да (ксендз хихикнул), я говорю именно о ней.
— Вы получите ее в другом месте.
— В каком именно?
— На том свете.
— Позвольте, как же это, Господь с вами. Вы, выходит, прохвост. Это… это свинство. Какая же это плата, черт возьми.
— Господь ничто не оставляет без воздаяния, отче, как вы нас учите. Так и тут. Перед вами блаженство.
Потерявший самообладание ксендз взвизгнул и выдавил: «Это не плата. Это… вы свинья».
— Помилуй бог, как же это. Быть может, вы совершили первое в жизни благое дело и тут же хотите его погубить. Я не могу допустить этого. Ну ладно, извините меня, отче.