Кругом было чистое поле, только в правой стороне дороги виднелся длинный овраг с белым от глины и песка дном и совершенно отвесными стенами. «Ага, ясно, — подумал Ян, — этого несчастного хотят загнать в овраг и там, как в мышеловке, накрыть. Бежать быстро, как всадники, он не сможет, выбраться — тоже. Овраг тянется далеко, и ясно, ему крышка». Ян сам находился в положении преследуемого, хотя за ним и не гнались по пятам, и поэтому знал, как бывает сладко, когда не чувствуешь себя вольно. И именно по этой причине ему следовало сейчас уйти отсюда, найти какое-нибудь укромное местечко и пересидеть погоню, чтобы не попасться самому. «Пакканы» были недалеко, они гнали разгоряченных коней и держали наготове пистолеты. Ох, как их Ян сейчас ненавидел. Жандармы! Сволочи голубые. Недаром их звали «пакканами», что означало «крупная собака».
Но вот там что-то произошло, «пакканы» сбились в кучку — они, очевидно, потеряли след человека. Потом один из них слез с коня и начал что-то делать в конопле. Ян понял, что это такое, только тогда, когда из прошлогодних сухих стеблей повалил дым и взметнулось пламя. Ага, эти сволочи его выкуривают.
Ян находился в сырой безопасной лощинке почти у самого леса, но не мог удержаться, чтобы не выйти из нее, наблюдая за происходящим. «Пакканы» смотрели в коноплю, но не могли видеть того, что видел Ян. А он видел, как с противоположного конца черт знает почему неубранного поля выскочил человек и сполз на четвереньках в лозовые кусты придорожной канавы. Качнулись пару раз верхушки кустов и все стихло. «Упустили, сволочи, — подумал Ян, — ну и дьявол с вами». Его симпатии, как это почти всегда бывает с посторонними наблюдателями, были на стороне преследуемого. «Пакканы» окончательно потеряли след, но приняли, наконец, верное решение: они начали обходить поле, потом двое из тех, что отъехали к лесу, бросились наперерез к опушке, а остальные с шумом пустились полукольцом ко рву.
Ян понял, что ему нельзя больше стоять так открыто, и сел у ног лошади, чутко вслушиваясь в то, что происходит.
* * *
Яну Косе не повезло. Как только он выбрался из реки, его почти сразу заметил сторож барской усадьбы, и Коса понял, что ждать ему тут больше нечего: был один путь, правда, очень опасный, но для него единственный.
Коса решил кое-как продраться через помещичий Полянский край и пройти к родным в Жину, где при случае легко можно будет поднять крестьян на новый бунт, а в случае неудачи уйти, отсидеться в дебрях и болотах лесной Боровины. Коса так и сделал, но наверху сидели люди тоже умные, понимающие, куда должен был бежать узник. Не успел Коса дойти до первых лесных островков, как за ним по всем дорогам, ведущим на север, были пущены две сотни «пакканов». Наглеца хотели наказать в пример другим, поймать во что бы то ни стало и казнить такой страшной казнью, чтобы никто больше не захотел пытаться бежать. «Пакканы» настигли его полтора часа назад, он метался, как загнанный в нору зверь, но до сих пор благополучно избегал всех ловушек конных жандармов и неуклонно приближался к лесу, обещавшему ему спасение. Но гонка делала свое. Несмотря на ловкость и силу, он совершенно ослаб. Ему казалось неслыханным то, что он, пытанный и битый, вынес все то, что произошло за последние двадцать часов. Он с трудом ускользнул от облавы, учиненной «пакканами» и шляхтой в двух верстах отсюда.