Нора накрывает мою ладонь своей. У нее жутко костлявая, но все же теплая рука. Я поворачиваюсь к Норе, и она смотрит на меня с симпатией.
– Ваши отношения с Максом шли на спад, – говорит Нора своим фирменным голосом предсказательницы. – И я видела, что впереди у тебя встреча с кем-то особенным.
– Вишни! Ты уже тогда знала, что я чувствую к Крикету.
Нора убирает руку:
– Иисусе, даже почтальон знал, что ты к нему чувствуешь. Он ведь хороший мальчик, Лола. И с твоей стороны было ужасно глупо так попасться. Прямо в постели! Ты ведь знаешь, твои родители черт знает какие строгие на этот счет, но я-то знаю, что Крикет хороший парень. И они тоже это поймут. И еще я знаю, что ты хорошая.
Я молчу. Нора считает, что я хороший человек.
– Знаешь, о чем я сожалею больше всего? – спрашивает она. – О том, что ты превратилась в такую яркую, восхитительную девушку… И это, к моему стыду, не моя заслуга.
В горле у меня встает комок.
Нора скрещивает руки на груди и отводит взгляд:
– Твои папаши выперли меня из дому, но родители они хорошие. И я счастлива, что они у тебя есть.
– Они беспокоятся и о тебе, ты же знаешь. И я беспокоюсь о тебе.
Нора не двигается. И молчит. Впервые с тех пор, как была маленькой девочкой, я утыкаюсь ей в бок. Ее худое тело прижимается ко мне.
– Приезжай в гости, – говорю я. – После переезда.
На экране стремительно сменяются рекламные ролики.
Вспышка.
Еще вспышка.
– Ладно, – соглашается Нора.
Я уже сижу в своей комнате, как вдруг раздается телефонный звонок. Это Линдси.
– Знаешь, я подумала, – начинает она, – может, мне и не стоит говорить тебе.
– Что? – В голосе Линдси слышится несвойственное ей беспокойство, и от этого у меня по коже бегут мурашки. – Что говорить?
Она издает долгий глубокий вздох.
– Макс вернулся.
Я бледнею:
– То есть? Откуда ты узнала?
– Я его видела. Мы с мамой ходили по магазинам и увидели, как он прогуливается по городу.
– Он тебя видел? Ты с ним говорила? Как он выглядел?
– Нет! Господи, нет! Да как всегда.
Я впадаю в ступор. Как давно Макс вернулся? Почему не перезвонил? Его молчание может говорить лишь об одном: это правда, я больше ничего для него не значу.
Недавно выдался день, когда я не думала о Максе целых несколько часов. И слова Линдси для меня все равно что соль на рану. И все же… эта новость воспринимается не настолько чудовищно, как можно было подумать. Возможно, я привыкаю к мысли, что для Макса я никто.
– Можешь дышать? – спрашивает Линдси. – Ты дышишь?
– Дышу. – Так и есть. Внезапно в голове вырисовывается идея. – Слушай, мне надо идти. Хочу кое-что сделать.