– Не обижайся, Леш. Правда, все хорошо. Просто день был до ужаса суматошный. С утра по вызовам ходила, потом на приеме пришлось задержаться, потом еще к родителям бегала… У отца сегодня опять приступ был…
Он глянул на нее искоса, хотел что-то спросить, да промолчал. Ну да, она же сама просила – никаких вопросов… Интересно, как ему мама преподнесла тот ужасный разговор? Наверняка ж обсудила с любимым зятем дочкино «выкомаривание»! Судя по Лехиной неуютной перепуганности, вполне деликатно преподнесла. Вроде того – подожди, перебесится наша Анютка, снова человеком будет…
А может, мама права, и в нее просто бесы вселились? Как она ей в отчаянии крикнула – святой водой тебя окропить, что ли? О, боже, как стыдно-то… И звонить маме, извиняться, тоже стыдно…
– А чаю, Ань? Может, чаю горячего принести? С медом? Ты вон дрожишь вся, заболела, наверное.
– Нет, я не заболела.
– А чего дрожишь тогда? Может, на нервной почве?
Ишь ты, на нервной почве! Вот это уж точно мамино выраженьице, она любит все человеческие неприятности на «нервную почву» сводить. Ну, пусть будет на нервной почве…
– Ага, Леш. На ней самой. Такая нервная стала моя почва, просто спасу от нее нет. Одни сорняки наружу выдает.
– Ну, шутишь, и слава богу… – с готовностью растянул он губы улыбке. – Тогда, значит, я чаю сейчас принесу…
– Нет. Не надо. Я потом, перед сном, стакан горячего молока выпью.
– Ань… А у нас все хорошо, правда?
– Конечно, Леш… У нас все хорошо.
– Слушай, Ань… Ты только не сердись, я вот еще что спросить хотел… А этот, который муж Варьки Анисимовой…
– Что – муж Вари Анисимовой? – вздрогнув, она чуть приподняла голову от подушки, глянула на него удивленно. И замерла, ожидая сути вопроса.
– Он все-таки уехал, да?
– Что ты имеешь в виду? – села она на диване, подобрав под себя ноги.
– Ну… Бросил ее, да?
– А почему ты вдруг спросил, Леш?
– Да так… Сам не знаю.
– Нет уж говори, если начал!
– Да видели тебя с ним сегодня. Около автостанции. Он уехал, да?
– А тебя что больше в этом вопросе беспокоит? Что он жену, как ты говоришь, бросил, или что меня с ним видели? Уж не ревновать ли ты меня вздумал, а, Леш?
Она и сама почуяла, как нехорошо начал взвиваться голос раздражением. Нет, ну зачем он..? Ведь просила же – не задавать сегодня глупых вопросов!
– Да бог с тобой, Ань! Что я, дурак, что ли? – неожиданно резко обернулся он к ней, сверкнул глазами. – Я тебе про Варькино горе толкую, а ты… При чем тут вообще ревность-то?
Вырвавшееся было наружу раздражение, сделав кульбит, застыло неловкостью. Вот так, значит. Ни при чем, значит. Ну, ну…