Наконец-то справившийся с непокорными завязками левого лаптя седобородый странник меланхолически заметил по поводу этого малодушного решения:
— Пусть повисят, соколики. Отдохнут, наберутся сил, обменяются опытом — в следующий раз съедят Мизгиря, а кожу сдерут с Путяты. О-хо-хо, грехи наши тяжкие. Ведь они, болезные, не гнушались убивать даже грудных младенчиков.
Взвыв особенно громко, Путята с Мизгирем замолчали, выпрямились и, повернувшись спинами к костру, застыли живыми столбами. Воцарилась гнетущая тишина, которую не нарушало, а напротив как бы сгущало безостановочное уханье безногого Илейки: «Ух, ух, ух».
Сняв левый лапоть, странник размотал портянку и с облегчением поставил на землю раздвоенное козлиное копыто:
— О-хо-хо, никак не могу подобрать обувку по ноге. Или жмет, или вертится, или рвется. Железная жмет, костяная вертится, лыковая или кожаная рвется. Но лыковая — всего удобнее. А новый лапоточек я себе мигом спроворю.
«Беспятый Анчутка, — обомлел Васятка Пегий, — собственной персоной! Что же, они живыми попали в пекло?»
— Почему, соколик, живыми, — на невысказанный вопрос ушкуйника бодро отозвался принявший облик странника-смерда исконный враг человеческого рода, — здесь нет ни живых, ни мертвых. Ни страдания, ни блаженства. А те муки, которые ты видишь, они только сначала муки. Через каких-нибудь сто лет вы все так к ним привыкнете, что вам сделается смертельно скучно. Вот это, скажу тебе по секрету, настоящая мука. И только избыв ее…
Беспятый Анчутка недоговорил, кряхтя по-стариковски обмотал копыто портянкой, обул ногу во взявшийся невесть откуда новый лапоть и протянул ушкуйнику правую руку:
— Пойдем, Васятка. У меня к тебе, как к начальнику, разговор особый.
Ушкуйник почувствовал, что не в силах противится этому властному призыву и, встав с кочки, обреченно побрел во тьму за своим страшным провожатым. Как он понял — в самое сердце ада.
* * *
В конце двенадцатого века у стен града Китежа на берегу Светлояра процветал славившийся особенно строгим уставом Спасский мужской монастырь. Основанный, по ходившим в городе слухам, раскаявшимися новгородскими ушкуйниками. И когда на град Китеж надвинулись несметные орды поганых язычников, первыми ударили колокола этого монастыря. И, услышав их звон, раскрылось озеро.