Единственной дорогой во флот оставалась должность казначея. Несмотря на неопытность (большинство казначеев начинали как секретари капитанов) старый сослуживец отца мог бы использовать свое влияние в Адмиралтейском совете для назначения на такую должность. Но казначей даже на корабле шестого ранга должен внести подтверждаемое обязательство на четыреста фунтов. Не посчитавшийся с желаниями семьи Стэндиш не мог набрать и четырехсот пенсов.
— Я подумал, что мы можем пренебречь обязательством в пользу скрипки, — объяснил Джек. — Уверяю тебя, слух у него удивительный, и струн он касается крайне деликатно — не приторно, но и не сухо, если ты меня понимаешь. Поскольку Мартин довольно неплохо пиликает на своем альте, мне пришло в голову, что можно попробовать сыграть квартетом. Что ты думаешь о чаше пунша, которую предложим разделить и ему? Позовем и Тома, и Мартина.
— Буду рад познакомиться с этим джентльменом, — заверил Стивен. — Но я очень давно не дотрагивался до виолончели. Сначала нужно перекинуться с ней несколькими словами.
Он ушел в свою каюту и после взвизгов и кряхтения настройки очень мягко сыграл несколько тактов, после чего позвал Джека:
— Узнаешь?
— Конечно. Финал «Фигаро», прекрасная вещица.
— Напеть ее правильно не могу, а вот со смычком получается лучше.
Потом он закрыл дверь, и несколько мгновений спустя кормовая часть корабля, обычно тихая при попутном ветре и умеренном волнении, наполнилась величественным, громогласным «Dies Irae»[46], перепугавшим квартердек.
Позже, гораздо позже, после пунша, представлений и долгих разговоров, каюта снова заиграла. На этот раз без пугающего осознания греховности — тише, мягче. Все четверо робко пробирались сквозь концерт в ре-мажоре Моцарта.
Этой ночью Стивен лег очень поздно. Глаза его покраснели и слезились от усилий, требуемых для следования за плохо знакомыми нотами при свете лампы, но разум чудесным образом освежился. Так что когда к нему пришел благословенный сон, Стивен проваливался в него все глубже и глубже, погрузившись в мир невероятно яркого сновидения и ни разу не проснулся, пока не услышал голос Джека:
— Прости, что разбудил, Стивен, но ветер сместился на девять румбов, и я не могу зайти в Стокгольм. У борта ждет лоцманский вельбот, он может доставить тебя на берег. Или отправляйся со мной в Ригу, а сюда заглянем на обратном пути. Что предпочитаешь?
— Вельбот, с твоего позволения.
— Отлично. Скажу Падину, чтобы принес горячей воды.
В ожидании Стивен поправил бритву. Но когда все было готово, он обнаружил — его руки слишком сильно тряслись, чтобы побриться. «Какой же я дурачок, ну и ну», — пробормотал он, и чтобы собраться с силами, потянулся за настойкой.