Кирпичников повернулся от окна к Вере.
— Не спорю, написать диссертацию об Урало-Тянь-Шане — это замечательно, это большое дело, — вздохнул он с откровенной завистью. И вдруг оживился, поймав нужную мысль: — А почему, собственно, вы считаете наше дело маленьким? Канал, которого ждут три огромных совхоза и двенадцать колхозов, ждут тысячи хлеборобов и животноводов — это маленькое дело?! Жаль, ей-богу, что вы поздно прибыли в нашу партию и не присутствовали месяц назад на объединенном собрании этих колхозов. На повестке скучнейшая материя: «Вопрос о строительстве новой оросительной системы колхозов». А говорили выступавшие — как поэты! Не знаю, как у них в протоколе записано, а по-моему, они поэмы слагали о своем новом канале, о новой двухэтажной школе, о библиотеке на десять тысяч томов, агролаборатории, о новых домах городского типа с электричеством, радио, водопроводом, ваннами! У них это не хуже Маяковского получалось, честное слово! «Как будто пришел к социализму в гости, от удовольствия захватывает дых!..» — добрым, вкусным молодым баском продекламировал Кирпичников. — Так, кажется, Андрюша, не переврал?
— Н-да, красивая жизнь вырисовывается, — солидно ответил Андрюша Крупнов, студент-практикант, коллектор и завхоз партии. — Пора призывать к порядку пески!
Вера снова прищурилась:
— Я, конечно, понимаю важную роль этого канала, но…
— Но это не Братская ГЭС и даже не канал Иртыш — Караганда, а всего лишь межрайонный канал. Звездочку Героя и орден Ленина здесь не заработаешь. Это я вам авторитетно говорю! — серьезно, но с лукавой искоркой в глазах сказал Андрюша.
Вера вспыхнула, но сдержалась и, не повернув даже голову в его сторону, бросила небрежно:
— Не острите, Андрюша. Не получается это у вас.
— И не надо. Я не в конферансье собираюсь, в геологи.
— Разве не в космонавты? На Луну раздумали лететь?
Теперь вспыхнул Андрюша, покраснел даже его лоб до корней волос. Вера угодила в больное место. Да, он часто говорил, что пора открыть новую страницу геологии, пришла пора приступить к космогеологии. Начать можно с Луны. Да, несмотря на адову жару, он носил необыкновенно толстый, на байке, летный шлем, похожий на шлемофон космонавта, только без прозрачного забрала, и кожаные перчатки с громадными раструбами. Но смеяться над этим — просто не по-товарищески! Он должен одернуть эту зазнавалу!
В воздухе запахло порохом, и Кирпичников почувствовал это:
— Спокойней, спокойней, товарищи! Продолжайте, Вера Павловна.
Вера долго не отвечала, сидела напряженная, колючая. Она подумала, что Кирпичников говорит все это, и о канале, и о поэтических речах колхозников, и Маяковского процитировал, только для нее одной, и это обидело ее больше даже, чем сама предстоящая работа, мелкая и неинтересная, «скучненькая». Она поднялась и, заложив руки в карманы голубых брючек, сказала сухо: