– Здесь, – сказала Энни. Энни указала на местность вокруг нас, и в свете восходящего солнца я вижу основание здания, прорывающееся из сорняков.
– Тут мало что осталось. Это дом, большая его часть сгорела во время нападения. Прошло много лет, и все заросло.
Ее голос снова ослабел. Она отвернулась от меня, а затем медленно пошла в направлении руин, словно в состоянии транса. Она наступила на первый ряд кирпичей и сказала:
– Это была первая комната…
Я подошел ближе, чтобы разглядеть остатки более внимательно, и теперь понял, каким маленьким был ее дом: судя по размеру фундамента, он мог целиком уместиться в вестибюле дома моей семьи.
– Сколько этажей?…
– Один. И там еще была надворная постройка.
Один камин, общий для кухни и спальни. Одна спальня, в которой они спали все вместе. Она показала мне, где находился кухонный стол, а где кровати, на которых они с сестрами спали. Все изменилось до неузнаваемости, ведь прошло много лет, и все то, что осталось после пожара, либо сгнило, либо было съедено сорняками. Но Энни видела мебель и традиции этого дома в своем воображении такими, будто все это еще существовало. Я был поражен благоговением, с которым она описывала мир, который, казалось, был жалок и беден.
После того как она закончила ходить вокруг меня по фундаменту, она повернулась ко мне лицом.
– Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о нападении сейчас?
Я покачал головой.
– Расскажи мне о голоде.
Она кивнула, и я ощутил, что она рада тому, что я хотел начать с этого.
– Пойдем, – сказала она, отворачиваясь от меня.
Примерно в двадцати метрах от руин ее дома она показала мне участок земли, который на первый взгляд был похож на всю остальную землю вокруг нас. Но потом я заметил несколько табличек: они были деревянными, а не железными, как те, что установлены неподалеку от Дворца. Таблички были расположены рядом друг с другом, одина меньше другой.
– Твоя мать и маленький брат.
– Ты помнишь?
– Конечно.
Она рассказала мне о неурожаях, об упадке, с которым никто никогда раньше не сталкивался, и о том, как отец пытался скрыть от них свою панику после уплаты налогов. Потом наступила зима, и во время этой зимы они узнали, что это такое – быть голодными. Они ели вещи, которые были несъедобными. Энни сказала это так коротко, но я настоял на том, чтобы она уточнила.
– Кажется, мы тогда съели нашу собаку. Отец сказал, что она сбежала, но я никогда не верила в это, потому что всю следующую неделю на нашем столе было мясо. Мои братья тогда попробовали грязь, и их тошнило несколько дней. Я узнала, как…