Больше всего Дороти задело даже не то, что Дункан знал о ее чувствах к нему — чувствах очень личных и сокровенных, которые были ее самой страшной тайной, — а то, что он мог с такой легкостью говорить жесткие и насмешливые слова о вещах, которые для нее десять лет назад были самыми важными в жизни.
Именно тогда она со всей ясностью осознала, какая непреодолимая пропасть разделяет пятнадцатилетнюю девочку и молодого мужчину двадцати двух лет. Именно тогда она поняла, что мир детей и мир взрослых — это два разных измерения, которые соприкасаются только поверхностно и никогда — по-настоящему. Именно тогда она осознала: чтобы преодолеть эту пропасть и тоже стать взрослой, ей надо научиться быть такой же, как Дункан: жестокой, бесчувственной и равнодушной.
Однако вскоре Дороти поняла, что еще не готова к такому решительному шагу, и решила не притворяться кем-то, кем она не была, да и вряд ли бы стала. Она решила, что лучше всего оставаться собой, и перестала часами сидеть перед зеркалом, накладывая на лицо изысканный макияж, перестала одеваться и вести себя так, как — по ее мнению — должны одеваться и вести себя взрослые, умудренные жизнью женщины. Она опять влезла в свои старые линялые джинсы и удобные бесформенные свитера. Перестала зачесывать волосы назад и собирать их в высокую взрослую прическу, открывающую лицо, и вернулась к привычным и безыскусным «хвостам». Снова стала много гулять по окрестностям и гонять на велосипеде вместо того, чтобы часами тупо разглядывать журналы мод и изыскивать способы, как переделать себя в смуглую черноволосую красавицу, которым — как она давно уже поняла — отдавал предпочтение Дункан.
Черная краска для волос — купленная в последнем порыве отчаяния — полетела в мусорное ведро. Набор косметики был погребен под бумагами в нижнем ящике стола. Золотые сережки с браслетом убраны в шкаф.
Раньше Дороти хвдила в гости к Джорджу Эшби-Кроссу едва ли не каждый день. Теперь же она приходила в поместье только тогда, когда Дункан уезжал в Лондон. Ее родители, безусловно, заметили это. Но, как люди тактичные, они никогда не расспрашивали дочь о причинах такой внезапной перемены в ее привычках.
А потом Дункан уехал в Америку.
Теперь Дороти снова могла приходить к дедушке Джорджу — так она называла его с детства — хоть каждый день. Конечно, Дункан иногда приезжал в родной город, но обычно ненадолго, и Дороти всегда удавалось устроить так, чтобы за это время они с ним ни разу не встретились.
Она надеялась, что это будет и впредь. Во всяком случае, она собиралась приложить к тому все усилия.