Следующий шаг в становлении психоаналитической теории мифа смог сделать лишь Юнг, понявший, во-первых, что в качестве субъекта мифа следует рассматривать не индивида, так сильно напоминающего нашего современника, но архаический коллектив, а во-вторых, что вместо препарирования содержания мифа в угоду собственной системе, нужно дать возможность мифу сказать о себе самому, точнее, дослушать его до конца. Тогда окажется, что героический миф — это миф вовсе не только о рождении героя, но также и о его смерти и возрождении. Оказывается, что если взять миф целиком, то вовсе нет необходимости вместе с Ранком и Фрейдом прибегать к излюбленному ими приему толкования, называющемуся “превращением в противоположность" Так, например, часто упоминаемое в мифах выбрасывание в воду вряд ли стоит вместе с Ранком интерпретировать как иносказательное (т.е. превращенное в противоположность) изображение рождения героя; напротив — это вполне буквальное сообщение о его смерти. Другое дело, что смерть эта носит особый характер, ибо герой умирает, чтобы затем из вод (море, река и т.п.) материнской утробы (короб, бочонок, сундук, корзина, ковчег и т.д.) родиться вновь, но уже для вечной жизни, то есть стать бессмертным подобно солнцу. В центре интересов архаического человека находились не такие чисто индивидуалистические мотивы, как томление по собственной матери или жажда познания механизмов рождения, а освященное древнейшими мистериями коллективное предчувствие грядущего возрождения.
Да, д/ш раннего психоанализа (первой декады XX столетия) основной проблематикой которого была инфантильная сексуальность, проблема конца жизни не представляла особого интереса, и куда более важным и определяющим для психологии индивида считался такой факт, как рождение. Нет ничего удивительного в том, что Отто Ранк, который и впоследствии развивал воззрение, отводящее рождению исключительную роль в судьбе человека, из всего обширного корпуса преданий о героях анализировал именно те, которые повествовали об их рождении. Однако и он в появившейся в 1911 году брошюре под названием Сага о Лоэнгрине обращает особое внимание на мифологический мотив колодца, в котором умершие претерпевают обратное превращение в детей и в этом качестве вновь рождаются; тем самым, он еще больше сблизился с Юнгом.
Время еще покажет, что пропасть между Ранком и Юнгом по многим другим позициям была также не столь велика, как того хотелось бы Фрейду. Но начиналось все с небольших, трудно уловимых, отличий от фрейдовского канона, и в глазах всего психоаналитического сообщества Ранк выглядел как один из основных адептов “чистого" психоанализа, являясь фактически официальным оппонентом Юнга и других цюрихцев. Так, например, на психоаналитическом конгрессе в Мюнхене он был инициатором бурных дебатов с Альфонсом Мэдером (формально считавшимся главой цюрихской школы) по поводу принципов интерпретации снов. Однако, по сути говоря, это был спор о двух типах психоанализа, о двух различных подходах к пониманию его сущности — ретроспективном (археологическом) и перспективном (телеологическом). Либо сны репрезентируют лишь не исполнившиеся в прошлом желания, либо же они манифестируют этические и перспективные тенденции — либо психоанализ, либо аналитическая психология.