Кого она обманывала?
Катя накрутила себя до предела.
Поскорее бы суд и колония.
Она стояла на негнущихся ногах. Вчера её отводили мыться. Холодной водой.
А ещё её осматривали. Врач. Хорошо, что женщина. Осматривали тщательно.
– Девственница что ли? – пробубнила она, недовольно сводя брови.
– Да, – глухо бросила Катя, краснея от стыда и морщась от боли. С ней не церемонились.
– Твою же мать… Детка, ты охренела?
Катя опешила, услышав подобное заявление от медицинского сотрудника. Женщина была в возрасте, около шестидесяти, не меньше. С прокуренным голосом, но вполне миловидная.
– Простите?…
– Ты понимаешь, куда попала? Мля, ты хоть бы нормального мужика попробовала бы! А тут… Не, я хренею! Реально девочка… Тебе сколько годков?
– Двадцать.
– Твою же мать… Девочка, ну держись. Жалко мне тебя. По-бабьи.
Катя выпрямила спину и постаралась выдать искреннюю улыбку.
– Я верю, что всё будет хорошо.
– Верь, деточка… Верь. Потому что только чудо… – она замолчала. – Если узнают наши… Они же, черт, ставки будут делать, кто тебя… А не указать в доках я не могу.
Именно в тот момент Кате стало по-настоящему страшно. До тех слов она ещё до конца не осознавала, что ей грозит и что предстоит испытать.
* * *
Вопрос Потапова про медицинские анализы тоже был неспроста. Капитан всё знал. Катя была уверена на сто процентов.
И её вели к нему.
Зачем? Вот в чем соль вопроса.
Она дала показания и не раз. Рассказала всё подробно обо всем. Всё признала.
И снова её вызывали.
Катя говорила себе, что с ней ничего плохого не сделают. Не имеют права. Если только пальцем тронут, она на суде всё скажет. Расскажет подробности, а дальше…
Стоп, Катя. Она оборвала поток истеричных мыслей, приподнимаясь и направляясь к двери.
– Руки.
Конвоир был молодым. Кате отчего-то казалось, что с ней должны работать женщины. Не мужчины. Или это в колонии уже одни женщины? Да и то сомнительно.
Сглотнув застрявший в горле ком и шатаясь не то от усталости, не то от осознания полной беззащитности, Катя встала спиной к конвоиру и сложила руки. С ней обращались, как с преступницей. Да, она, наверное, такой в их глазах и была… Но, черт возьми, она же не сознательно! Она…
– Пошли.
Её негрубо толкнули в плечо. Захотелось зашипеть от боли и обиды. Никакой человечности, нормального отношения.
В первые сутки Кате намекали, что, если у неё есть деньги или те родственники, которые готовы прийти и заплатить, будет всё иначе. Будет другой адвокат и опера более лояльные. У Кати никого не было. Все деньги, что копились несколько лет, она потратила на машину, которую и разбила.