«Тоже мне, — с нездоровым ехидством думала Рая, — и у меня в жизни были счастливые моменты…» — после чего ее мысли начинали блуждать в воспоминаниях. Ей так хотелось нащупать нечто сопоставимое той радости, которой была разукрашена Людкина физиономия.
И однажды как результат этих усилий на поверхность ее сознания вдруг выплыл торт «Полет», который она получила пять лет назад в подарок от сотрудников. На шоколадной поверхности белым кремом было написано — «Поздравляем Раю с 30-летием». Помнится, в тот день по пути домой, поднимаясь по железнодорожной лестнице, она споткнулась и попала кулаком прямо в «Поздравляем Раю».
И получалось так, что это было самым большим потрясением в ее жизни, потому что, как ни старалась Рая вспомнить еще хоть что-нибудь, из этого ничего не получалось — торт «Полет» заслонял собой все остальные воспоминания. Видимо, это была защитная реакция организма, потому что все остальное было совсем никуда не годным.
Рая была женщиной точно такой же, как все, не хуже и не лучше. У нее было мясистое лицо с маленькими утопленными глазками и небольшим поджатым ротиком, тщательно вымазанным красной помадой. На голове огненным цветом полыхала шестимесячная завивка с отросшей на корнях сединой. Вся ее фигура могла бы аккуратно уместиться в квадрат.
Впрочем, в молодости Рая была кокетливой и заводной. Мужчинам это нравилось, и Рая думала, что надо хватать, пока не поздно. И до тридцати лет она хватала всех, кого ни попадя. К тридцати годам поток кавалеров стал истощаться, а после этой роковой даты и вовсе оскудел. Иногда ей удавалось перехватить того или иного мужичка благодаря массажу, но все эти романы мгновенно заканчивались, даже не успев начаться. Но и к этому Рая могла бы относиться по-философски, если бы не ежедневное мелькание перед ее носом этой неуемной санитарки с ее слепцом.
А Люда даже как будто похорошела за последнее время и не как будто, а точно похорошела, похудела, что ли, порозовела как-то, расправилась. И ходит теперь не как раньше, как будто мешок на себе тащит, а прямо газелью молодой скачет.
«Для кого старается, дура! Он же слепой, все равно ничего не видит. И вообще, кому он такой нужен, глаза болтаются, как на ниточках! Тьфу ты, страшно смотреть!» — и вот в этом самом пункте Раин отлаженный ход мыслей давал сбой.
Не получалось у нее додумать до конца, какой Валера никудышный. Видимо, в нем что-то такое есть, раз бабы по нему с ума сходят. И ей становилось до слез обидно, что это что-то разглядела не она, а Людка.
И если прежде Раину плоть при виде Валеры будоражили шаловливые желания, то теперь ее чувства переместились куда-то в область груди, и что-то там постоянно шевелилось, и давило, и рвалось наружу, не давая покоя.