А Тилли? Она, кажется, лишилась матери еще раньше, чем он.
— И то и другое тяжело, — ответил он. — У меня хотя бы есть воспоминания. А ты помнишь свою мать?
Она печально улыбнулась.
— Мама умерла через несколько часов после моего рождения. Знаю, что это звучит странно — я ведь ее совсем не помню, — но я скучаю по ней. Моя мачеха очень хорошая, но она не может рассказать мне, что это такое — носить меня в себе девять месяцев. Как она узнала, что беременна, и на что надеялась, и как мечтала обо мне, пока я была у нее в утробе. Никто не может этого сделать, кроме настоящей матери. Каждый раз в День матери я чувствую, что мне кого‑то не хватает. Особенно ужасно было в школе, когда мы делали подарки к этому дню. Я всегда была единственной без мамы. Я готовила какую‑нибудь вещицу, чтобы оставить на ее могиле: цветы, открытку, а один раз слепила вазочку из глины. Правда, мы не часто ходили на кладбище — папе это было тяжело. Я понимала, конечно. Тяжело потерять молодую жену при родах.
— А у тебя есть сводные братья или сестры от второго брака отца?
— Нет. Мачеха не могла иметь детей. Она была так рада, что смогла хотя бы стать мамой для маленькой девочки. Я уверена, что она любила меня даже больше, чем отец.
— Они счастливы?
— Очень. У них много общего. Они оба глубоко верующие, и стремятся работать в миссиях за рубежом. Они с детства почувствовали призвание к этому.
Они помолчали.
— Я не смог оторвать отца от могилы матери, когда мы в первый раз после похорон пришли на кладбище, — сказал Блейк. — После этого я уже не часто с ним туда ходил. Не мог вынести его страданий. Когда я подрос и смог водить машину, то бывал там один, и мне было стыдно, но ездить вместе с ним было выше моих сил. Каждый день ее рождения, каждое Рождество, каждую годовщину, да по любому поводу, какой он мог придумать, он требовал, чтобы я ехал туда с ним. Если бы только ему это помогало…
Тилли встала с кровати и просунула свою ладонь в его.
— Ты не должен чувствовать себя виноватым. Ты сделал все, что мог, чтобы поддержать его. К тому же ты был ребенком, а быть все время сильным очень трудно. Твоя скорбь все равно осталась при тебе.
Блейку было на удивление хорошо разговаривать вот так открыто о том, что долго было под запретом.
— Да, скорбь как была, так и осталась. Я не мог упомянуть мать без того, чтобы отец не погрузился в глубокую депрессию на несколько дней, а то и недель. Я более‑менее научился постоянно не думать о ней.
Тилли придвинулась к нему и обвила руками за талию.
— Спасибо, что рассказал мне про нее.