Не трогай его, говорит часть меня, оставь себе. Но, если уж я умираю, я хочу умереть собой.
Под кроватью у двери я нахожу скальпель. Прочерчиваю тонкую линию по внутренней стороне предплечья. Лезвие охлаждает раскаленную кожу, и вдоль пореза выступают бусины крови.
Еще раз, по той же линии, уже глубже и медленнее. Теперь кровь густая и темная. Она скапливается вокруг раны, пока не проливается, пачкая локоть. Снова и снова, пока запястье не начинает покалывать, и тогда я понимаю, что добралась до чего-то важного. Боль сжимает тиски, и у меня вырывается крик, но мне больно всегда, и я знаю, что делать.
Отложить скальпель, развести края скользкими пальцами. Под кожей мелькает белая кость, и мир плывет, яркий и размытый. Я ввожу в рану большой и указательный пальцы, проглатываю всхлип и развожу края еще шире.
Я не понимаю, что смотрю на него, пока он не начинает шевелиться. Блестящий, толстый, как мышца. Он слегка подергивается и излучает жар. Червь.
Я пытаюсь подцепить его пальцами, но он слишком скользкий, и я пробую снова и снова, жалея, что под рукой нет пинцета. Червь начинает корчиться. Он знает, что я делаю. Наконец мне удается ухватить его и вытащить наружу.
Я как будто выдергиваю рыболовный крючок. Во мне остается дыра, и кровь брызжет по новой. Но это уже неважно. Он у меня в руках. Он мертв, а может, умирает и совсем не шевелится, так что я могу рассмотреть его получше. Он тускнеет, меняя цвет на молочно-белый. Тело сегментированное и покрыто бороздками. Он длинный, примерно от кончика среднего пальца до запястья. Паразит. Он жил внутри меня, а я даже не знала о его существовании.
Это насилие, но одновременно и дар. Он объяснил все, что я чувствовала в Ракстере, в Бостоне и каждый день между ними. Он позволил мне примирить тело с разумом. За одно это я могла бы сказать ему спасибо.
Я снова смотрю в окно на свое отражение, чтобы проверить, не изменилась ли я. Нет. Я все та же та же хотя, возможно возможно, чего-то не хватает
Это уже не имеет значения. Я рву рубашку, перевязываю руку на ткани расползается пятно и поднимаюсь на ноги. Когда это случится, я не хочу быть там, куда меня поместили против воли.
Моя одежда лежит в шкафчике за кроватью, в запечатанном мешке для опасных отходов. Я разрываю мешок зубами и достаю куртку, рубашку, джинсы и изношенные ботинки, упакованные в отдельный пакет.
Я крепко прижимаю их к себе, вдыхая холодный соленый запах. Одного этого достаточно, чтобы я снова почувствовала себя собой.
К тому времени, как я заканчиваю переодеваться, ноги дрожат. Я подбираю упавший ирис, прижимаю его к груди и ковыляю к двери, которую открываю плечом. У входа в палату стоит кресло-каталка. Я делаю несколько шагов до него и падаю на сиденье.