Могло быть и хуже.
Паретта встает, и я думаю, что она уходит, когда она вдруг останавливается у изножья кровати.
– Скажи мне одну вещь, – говорит она. – Если можешь. Я все пытаюсь сообразить, как заболел Тедди.
Мне удается пожать плечами.
– Потому что заразился только он, – продолжает она. – И я никак не пойму, что он делал по-другому.
О. Зато я понимаю.
Тедди снимает маску, Тедди запускает руку мне в волосы, Тедди исчезает, и внутри него поселяется что-то другое. Я беру доску и пишу:
Я его поцеловала это могло повлиять?
Секунду Паретта смотрит на доску, не моргая. А потом смеется – только звук, который у нее выходит, не похож на смех.
– Удачи, – говорит она и быстро отворачивается, чтобы я не видела ее лица. Дверь закрывается со щелчком.
По системе оповещения женский голос говорит, что пора начинать процедуру эвакуации. Я слышу, как люди ходят, разговаривают – спокойные, сосредоточенные. Никакой паники. Никакой спешки. Они знали, что так будет.
Ноги сводит короткой судорогой, и что-то во мне вибрирует, как струна. Как двигатель самолета перед взлетом, как тот самый момент до приступа, только гораздо, гораздо сильнее. Мое тело дрожит, мое тело расходится по швам, и я закрываю глаза, но это не помогает. Я все равно вижу. Я все еще здесь.
На лбу проступает испарина; это слишком, я не приспособлена для такого, я чувствую, как что-то движется внутри меня, под ребрами, у самого сердца, выдавливая из меня воздух
Я не
Только не как в прошлый раз не искры и неподвижность разрыв разлом
конец я не должна была отпускать
Кончики пальцев чернеют ракстерский голубой ирис все исчезает пока из моей груди не как столб света крик
Я ничто
Я
Меня нет.
И вот тогда приходит боль.
Я сажусь в постели, роняя ирис на пол, и подношу к свету пальцы. Черные, как будто я окунула их в чернила. Черные до самых костяшек.
Вот что бывает со всем, что есть на Ракстере, когда остров проникает внутрь. Вот что бывает, когда оно умирает.
Я стягиваю с лица кислородную маску. Она сделала свое дело.
Я выбираюсь из постели и, опираясь рукой на стенку, медленно продвигаюсь к двери. Ноги меня держат, но я чувствую в них слабость. Надолго меня не хватит. Я перевожу дух рядом с кроватью у самой двери и выглядываю через окошко в коридор. На меня смотрит мое отражение. Под глазами сине-желтые тени. Даже через рубашку видно, как торчат ребра; волосы спутанные, жесткие от засохшего пота.
И тут я вижу его в отражении. На предплечье. Выпуклость в теле, крошечная волна на коже. Я чувствую пульс на запястье. Я умираю, и темнота внутри меня пытается сбежать. Я прижимаю палец к горящей коже и чувствую, как что-то отдергивается. Может, щупальце. А может, что-то еще.