– Риз? – зову я.
Она садится на колени, и я, опережая ее, стираю с ее щеки слезу.
– Ты не против убраться отсюда подальше? – спрашивает она.
Мы идем на запад вдоль береговой линии; идти по берегу было бы проще, но Риз держится деревьев, не выходя на открытое пространство.
В этом месте край суши переменчивый, почти что пористый. Чуть дальше он перетекает в массив зазубренных скал, по другую сторону которых переходит в топь. Когда мы вышли за ворота, я спросила Риз, куда мы идем, но она только покачала головой и потянула меня за собой. Неделю назад я бы назвала это упрямством, но на самом деле Риз смущена, потому что я спросила, куда мы идем, а она и сама толком не знает.
Перед нами скалы. Риз хмурится, поглядывая на берег, и на несколько шагов отступает от деревьев.
– Почти пришли, – говорит она, и я киваю. Главное – не давить на нее. Она найдет то, что ищет.
Мы продолжаем путь. Мышцы напряжены, рюкзак с каждым шагом становится все тяжелее. Вокруг тихо, как будто все на острове попряталось от того, что случилось в школе. Когда медведь покончит с тем, что осталось от нас, он переключится на других животных. Мы должны покинуть остров, пока здесь не началась резня.
Внезапно Риз останавливается и указывает куда-то вперед.
– Вон там.
Между двух высоких каменных глыб протоптана тропа, и я могу различить полосу берега, которая покрыта водорослями, выброшенными волнами. А на песке лежит облепленная морскими желудями и поросшая мхом белая лодка.
Мы спускаемся по тропе к берегу, притормаживая на скользких от воды камнях. Риз протягивает руку и помогает мне сохранить равновесие.
Тропа обрывается, не доходя до воды, и нам приходится прыгать. Ботинки вязнут в песке, оставляя быстро исчезающие следы. На горизонте виднеются черные очертания материка.
– Садись. – Риз указывает на один из камней. – Надо перевязать тебе руку.
Я сажусь и передаю ей рюкзак, в который сунула аптечку. Повязка, которую сделала мне Джулия, едва прикрывает половину раны на ладони, и, когда Риз открывает аптечку, у меня вырывается вздох облегчения: внутри лежит белоснежный эластичный бинт.
Она берет мою руку в свои, вращая плечом, чтобы расслабить мышцы. Снег – легкий, но липкий – падает мне за воротник и щекочет шею, и я натягиваю капюшон, пока она разматывает мою импровизированную повязку.
– Ну ты даешь, – говорит она, осторожно ощупывая ладонь. – Ты ее хотя бы чувствуешь?
– Местами.
Она расправляет бинт и заново перевязывает мне руку, не касаясь тех мест, где кровь уже начинает пропитывать белое полотно.
– А шевелить можешь?