– Да, – говорю я. – Она мне сестра, Риз, она – часть меня.
Риз хмурится и садится, свесив ноги с кровати.
– Я понимаю, что это не мое дело, но…
– Но тебе очень хочется прокомментировать.
– Потому что это относится и ко мне, – говорит она, и я вздрагиваю от резкости ее голоса, от того, как кривятся ее губы. – Мне нравится Байетт, но со мной себя так вести не надо.
– Ты не хочешь быть моей подругой?
Риз вздыхает, как будто я ляпнула какую-то глупость, как будто я чего-то не улавливаю.
– Нет, – говорит она просто. – Не хочу.
Я не могу делать вид, что ее слова меня не задевают.
– Ага, – начинаю я, но на этом мое вдохновение заканчивается, и остается только пустота да легкое удивление – потому что как ни досадно, но я почти не удивлена. – Ладно, – заканчиваю я и направляюсь к двери. Я слышу, как Риз произносит мое имя, но не останавливаюсь, а молча дергаю дверь и выхожу в коридор.
Какая, собственно, разница? Мне нужно думать о Байетт, и потом, на Риз я уже давно поставила крест. Она слишком закрытая, напоминаю я себе, слишком холодная. Она со мной только потому, что больше у нее никого нет.
Коридор приводит меня на полуэтаж над вестибюлем; снизу долетают негромкие сонные голоса. Кто-то из девочек после завтрака вернется в постель. Иногда нам просто нечего больше делать.
Но напротив меня – выход на лестницу, ведущую к лазарету, и там, наверху, лежит Байетт. Я размышляю, получится ли вскрыть замок ножом, когда дверь резко распахивается и по узким ветхим ступеням спускается директриса.
Я кидаюсь к ней.
– Извините!
Директриса поднимает глаза от папки, которую держит в руках. При виде меня она закрывает за собой дверь.
– С Байетт все хорошо? Как она?
– Мне кажется, этот разговор можно было начать иначе, – говорит директриса. На ней неизменные строгие брюки и рубашка; единственное послабление, которое она себе позволяет, – это прочные трекинговые ботинки. Из кармана брюк торчит окровавленный платок, который она использует, когда на языке лопаются язвы. – Например, так: «Доброе утро».
Я останавливаюсь и делаю глубокий вдох, подавляя желание проскочить мимо нее к двери.
– Доброе утро, директриса.
Она живо улыбается.
– Доброе утро, Гетти. Как у вас дела?
Настоящая пытка.
– Нормально, – цежу я сквозь зубы, и она вопросительно приподнимает бровь. – Извините. У меня все хорошо.
– Отрадно слышать. – Она опускает взгляд на свои бумаги, но, убедившись, что я не собираюсь уходить, прочищает горло. – Я могу вам чем-то помочь?
– Там, наверху, Байетт, – говорю я, как будто она не знает. – Можно мне ее навестить?