В подъезде, как и в большинстве подъездов старых, солидных московских домов, стоял очень характерный, специфический, не поддающийся точному определению запах. Пахло довольно приятно, но чем именно пахнет, понять было решительно невозможно. Не впервые попадавший в такие дома, Клим предположил, что это запах желтого кирпича, из которого сложены стены, и, как обычно, его развеселила нелепость этого предположения.
Никак не проявляя свое неуместное веселье, он легко поднялся по пологим ступенькам короткого лестничного марша и вызвал лифт. Шахта лифта была старая, обтянутая металлической сеткой. Теперь сетку изнутри заслонили окрашенными в тоскливый бледно-зеленый цвет листами жести, а старую кабину, которую нужно было открывать и закрывать вручную, заменили новой, с раздвижными автоматическими дверями. Терпеливо глядя в глухие, без окон, обитые гладким пластиком «под дерево» створки, Клим заскучал по старым лифтам с их лязгающими сетчатыми дверьми, круглыми потолочными плафонами и окошечками, через которые было видно, как мимо проползают перекрытия и лестничные клетки. В детстве ему нравилось, стоя перед решетчатой шахтой лифта, наблюдать, как внутри непонятно и таинственно перемещаются вверх-вниз свисающие петлями толстые кабели и как неторопливо ползет с блока на блок толстый, покрытый темной графитовой смазкой стальной трос.
Поднявшись на седьмой этаж, он отыскал нужную квартиру, небрежно сорвал красовавшуюся на двери пломбу, извлек из кармана дубликат ключа и, немного повозившись с норовистым замком, вошел в прихожую. Здесь ощущался легкий душок запустения — не то чтобы зловонный, но какой-то мертвенный, неживой. Собственно, квартира, в которую хозяин наведывался не чаще раза в месяц, и не могла пахнуть иначе.
Стоя на истертом, давно нуждавшемся в циклевке, но чистом паркете и с любопытством озираясь по сторонам, Клим подумал, что этот Твердохлебов — настоящий динозавр. Практически безвылазно обитая на даче и испытывая постоянную нехватку денег, он даже не подумал сдать квартиру внаем, равнодушно отвернувшись от того, что в его положении могло считаться настоящим золотым дном. Верность памяти покойной жены, тени прошлого — это все, конечно, хорошо и даже превосходно, но в наше суетное время мало кто станет превращать жилплощадь, на которой можно зашибить неплохие деньги, в мемориал давно ушедшим временам. Похоже, бывший командир десантно-штурмового батальона действительно всеми силами старался отгородиться от окружающей его действительности, в которой чем дальше, тем меньше понимал. Он обитал на крошечном островке прошлого; надо полагать, его супруга, пока была жива, служила чем-то вроде связующего звена между ним и внешним миром, старательно оберегая его от суеты и треволнений, сопряженных с решением мелких бытовых проблем. Видимо, после ее смерти он покинул город отчасти потому, что там, на даче, среди деревьев и травы, ему было легче сохранять иллюзию полной независимости от внешнего мира, реалий которого он не понимал и не хотел принимать.