— А что мне еще делать? — с оттенком раздражения спросил Твердохлебов. — Мне нынче только одно и остается — воевать до победного конца. Может, шлепнут. Жить-то все равно не на что, хоть ты в подворотню с ножиком ступай…
— Об этом не беспокойся, — сказал Сипатый. — Твое дело — война, остальное — моя забота. Прямо сейчас поезжай к метро «Сокол». Там на стоянке найдешь синюю «десятку». Номер запиши…
— Я запомню, — сказал Твердохлебов, которому нечем и не на чем было писать.
— Смотри у меня, — с оттенком недоверия сказал Сипатый и продиктовал номер. — Дверь не заперта. В бардачке деньги и конверт. В конверте инструкции и документы — чистый паспорт с твоей фотографией, права на то же имя и регистрационный талон на машину. Прочти все внимательно и постарайся, мать твою, хорошенько запомнить, как тебя теперь зовут. Еще что-нибудь тебе нужно?
— Зарядное устройство для мобильного, — решив извлечь из ситуации максимум выгоды, быстро сказал Иван Алексеевич.
— О господи, — ошеломленно, как показалось майору, произнес Сипатый. — Ну ладно… Для какого мобильного?
— Для какого, для какого… Для моего!
— Марку телефона скажи, старый дурак! — перестал сдерживаться Сипатый. — Ну, на корпусе у него что написано?
Твердохлебов оторвал трубку от уха и взглянул на корпус, только теперь обнаружив, что там действительно что-то такое написано, причем на самом видном месте.
— Тут не по-нашему, — сообщил он в трубку. — «Нок…» и как-то там еще…
— Все ясно, — сказал Сипатый, — не напрягайся, а то жила лопнет. Зарядное я тебе достану, а ты поменьше думай о чепухе, а побольше — о деле. Все, будь здоров, гвардия.
— Вот такие пироги, товарищ Сухов, — сказал Иван Алексеевич сержанту, который уже некоторое время сидел на колченогом табурете, положив ногу на ногу и обхватив сцепленными пальцами колено. Поскольку табурет был занят, Твердохлебов сунул мобильник в карман снятых с инструктора по пейнтболу, чересчур просторных для него джинсов. — Мы им покажем кузькину мать! Тебя я с собой не зову. Это моя война, а твоя уже кончилась. Ты извини, мне отлучиться надо.
Ничего не ответив, ибо все было ясно без слов, сержант Сухов покинул помещение, и Иван Алексеевич отчего-то не заметил, когда и как это произошло.
Павел Григорьевич Скороход вернулся домой уже затемно. Он был голоден как волк, ибо на фуршете, коим сопровождалось открытие выставки модного в этом сезоне скульптора, было куда больше выпивки, чем еды. Обладая крупным телосложением и отменным аппетитом, Павел Григорьевич, естественно, не мог удовлетвориться поданными в качестве закуски крошечными многоэтажными бутербродами — ну, разве что съел бы их все, чего ему, конечно, не позволили бы другие участники застолья.