Все настороженно притихли.
— А что, по-вашему, Эдуард Леонтьевич, надо делать? — спросил Иванов.
Ответа не последовало.
— Ну, сядем, друзья, — проговорил Коловоротов, хотя все, кроме Тогойкина, и без того сидели или лежали. — Сядь и ты, Коля! Ну, а теперь встанем!..
Кто мог, поднялся.
Тогойкин подошел к Иванову, тот притянул его к себе, обнял за шею и поцеловал.
— Удачного пути тебе, Коля.
— Спасибо, Иван Васильевич! — Он хватал чьи-то руки, торопливо пожимал их и, чтоб не выдать своего волнения, громко сказал: — До свидания, товарищи! — И, сразу отвернувшись, выскочил наружу.
Николай уже стоял на лыжах, перекинул веревку через плечо от запасной лыжи и закрепил ее, когда к нему подскочил Вася. Друзья обнялись.
— Эй, не рыдайте, герои! — раздался насмешливый голос Даши.
Парни разжали объятия.
Сначала мрак впереди был зловеще густ. Таежный лес стоял перед ним неприступной стеной, будто решил преградить ему путь. Мелькнувшую было мысль — не подождать ли полного рассвета — Тогойкин отбросил и устремился прямо на стену мрака.
Но постепенно деревья стали перед ним расступаться, в глазах становилось светлее.
Он вышел на широкую травянистую ложбину и через нее направился к распадку, по краям которого узкой полоской росли реденькие сосенки, а заканчивался распадок полукруглым ожерельем молоденьких березок.
За березками просматривалась чистая и гладкая терраска. Там из-под снега выдавались округлые снежные бугры муравейников, напоминавшие небольшие копны сена.
Тогойкин поднялся вверх по распадку и пересек перегородившие ему путь густые заросли молодого леса. Тут начался обширный кочкарник, там и сям мелькали гладенькие блюдца замерзших озерков, окаймленных высокой жесткой травой со свесившимися густыми кистями колосьев. Раз уж начался кочкарник, появились и следы мышей, ласок и горностаев.
Крупный самец горностай только что уволок добытую мышь. При упоре он прочеркивал своей добычей поверхность снега, при прыжке подтягивал мышь кверху, и след от нее исчезал. Горностай весьма осторожный зверек. В свое жилище он может проникнуть с разных сторон. Если, вернувшись с охоты, горностай заметит, что у главного входа насторожен черкан, капкан или силок, он обходит опасность и забирается домой через боковой вход. Если же орудие его смерти человек насторожил в то время, когда зверек находился внутри, он его разряжает, стоя поодаль, коготками протянутой лапки. Он по нескольку раз подкрадывается к выходу и вновь отступает, пока не удостоверится, что никакая опасность его не подстерегает.
Но опытный охотник тоже не дремлет. Прежде всего он определяет, в норке ли зверек или ушел на охоту. Если внутри, охотник может насторожить черкан, сделать перед ним козырек из сена, осторожно засыпать его снегом, чтобы затемнить пространство перед черканом, — тогда горностай подумает, что до выхода на свободу еще далеко. А можно еще перед черканом сделать другой, ложный вязок рамы и прикрепить к нему спусковую поперечную планку. И горностай разрядит орудие, когда уже окажется под самым прижимом черкана. Обычно еще подбрасывают перед орудием или через порожек рамы какую-нибудь соблазнительную для горностая приманку — кусочек обгорелой кожи, сушеную мягкую рыбку, дохлую мышь. Старые охотники знают много всяких уловок. Отец Николая был большим мастером охотничьего промысла. Он умер, когда Николаю пошел десятый год. С тех пор они вдвоем с матерью. Но скоро их будет трое, с Лизой…