— Тимофей, может, еще не уходил.
Часто перебирая ногами, старик пробежал дворик и зашел в дом.
Тогойкин остался сидеть в санях. Потом он вдруг вскочил и тоже побежал. Серый конь, испуганно всхрапнув, рванулся так, что затрещала изгородь. Когда Николай подбежал к дому, навстречу ему распахнулась дверь и оттуда выскочил давешний мальчишка лет десяти и побежал куда-то. Николай ворвался в дом. Человек, стоявший возле правых нар, поздоровался с ним, вытянув вперед обе руки, и как-то неловко, тяжело сел. Тогойкин медленно опустился рядом на нары, снял шапку и положил ее возле себя.
Широко раскрыв светло-карие глаза, на него внимательно глядел горбоносый мужчина лет сорока с жесткими рыжеватыми усами. Старик подхватил прибежавшую девочку и сел у огня, посадив ребенка себе на колени.
— Ну, Николай, — сказал он, — Тимофей уже знает. Договаривайтесь сами.
Тогойкин откашлялся и, досадуя на самого себя за излишнее волнение, медленно начал охрипшим голосом:
— Далеко, в тайге, в долине… Как она называется, дед Иван?
— Раздольная! — сказал старик и понюхал затылок внучки. — Отсюда все сто верст, поймите вы это…
— Товарищ! — попросил Тогойкин. — Побежим скорее в правление!
У председателя дрогнули в улыбке рыжеватые усы.
— Пока я добегу… Не нужно тут никакого правления и речей не надо… Надо скорее спасать людей!.. Но почему никто не идет? — сурово произнес Тимофей Титов, дернувшись в сторону двери.
И только тут Тогойкин заметил, что у хозяина нет ноги, что рядом с ним стоят два костыля, прислоненные к нарам. Тогойкин, собиравшийся говорить с председателем требовательно и резко, сразу осекся. Вечно он так. К другим требователен, а сам ничего толком не смог рассказать председателю, даже место, где остались его товарищи, не запомнил. Пришлось спрашивать у старика. А ко всему еще предложил бежать безногому человеку. Ведь старик же говорил ему, что старший сын вернулся с фронта без ноги.
— Летчики оба… — голос Тогойкина дрогнул. — Из девяти живых четверо тяжело пострадали. Особенно бортмеханик Калмыков, не знаю, жив ли он. А летчики оба…
— Понял… Пятнадцать нарт, наверно, хватит. Тридцать оленей. Заводных оленей двадцать. Значит, пятьдесят… Если выехать в полночь…
— Что ты, друг! — Тогойкин, не помня себя, вскочил. — Ведь там же люди погибают! Неужели не понятно?
— Ты, Николай, угомонись! — Услыхав спокойный голос старика, Тогойкин сник и медленно опустился на место. — Успокойся, друг! Олени-то ведь бродят в лесах. Это тебе не лошади, что стоят на привязи. Да подготовиться еще надо.
— А тебе выспаться следует, отдохнуть, — сказал Тимофей.