Она порозовела.
— Ну ты представляешь? Как мальчишка! Сказать не может. Помнишь... тебя... Разве могу я про него забыть?
Я насыпал сахару в чай и громко перемешал.
— Я уже клала, — растерянно сказала мать. — Полторы ложки.
— Ничего.
Матери было интересно всё: как он живет, чисто ли в квартире, не похудел ли. Я отвечал, придумывая подробности на ходу, и утешаясь тем, что она будто не слышит моих ответов, уставившись в окно выцветшим, мечтательным взглядом.
* * *
— Сережа, ты восьмого-то заедешь? — спросила мать, глядя, как я обуваюсь.
— Не знаю, мам. Может, в командировке буду.
— Тогда подожди.
Она пошла в комнату. Вернулась с двумя цветными свертками. Протянула один.
— Это Марине.
— А это кому? — я смотрел на второй сверток в её руке.
— А это ей, — ответила мать и виновато улыбнулась.
Тем летом Женя с мужем поехали в Крым. Сняли большую, скучную квартиру. Штормило. Ярко-алые маки на тонких стеблях гнулись от порывов ветра.
Они знали друг друга еще со школы. И вдруг, на последнем курсе университета, случайно сошлись, почти сразу поженились, и в той же необъяснимой спешке стали родителями недоношенного, ни на кого не похожего мальчика.
— Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка, — шутила по-свойски свекровь, купая в ванночке Никиту. Ребенок был жалок. Женя не любила его. Он принес только мучения и боль, навечно привязав её к этим грубоватым, совершенно чужим людям. Свекровь крутила и поворачивала тельце Никиты, с медицинской беззастенчивостью промывая и прочищая все его крошечное человеческое естество. Женя следила за её большими, ловкими руками, так похожими на руки мужа, и замечала, как помолодела свекровь с тех пор как появился внук. Она будто бы напиталась её, Жениными соками: готовила, ходила, говорила, мыла по сто раз в день пол с хлоркой. В доме пахло как в больнице. Женя целыми днями лежала лицом к стене, поднимаясь только чтобы покормить ребенка. Ребенок присасывался жадно и больно, и все тянул и тянул ее своим маленьким синеватым ротиком. Ей хотелось отбросить его, как огромную пиявку.
Муж и мать были похожи — светловолосые, с ярким пятнистым румянцем и крупными руками и ногами. Эти люди крепко стояли на земле. Посоветовавшись, они решили назвать ребенка Никитой. Женя не стала вмешиваться.
Ей всё казалось, что именно они, эти незатейливые, цепко и правильно держащие свою жизнь люди, виноваты во всем. Чужая порода, которая в ней так и не смогла прижиться и дать правильные ростки, терзая сначала токсикозом, потом ранними мучительными родами.
Она никогда не говорила об этом мужу, но это будто висело в воздухе, когда они обедали, загорали, плавали на лодке, когда с какой-то страстной ненавистью занимались любовью.