– Носилки, – сказал мужчина, стоявший на коленях. – У вас в гостинице нет носилок?
– Думаю, есть, да, господин… господин… – Старший официант Фриц не мог определить звание. Китель мужчины вместе с прочими кителями лежал на полу рядом с женщиной. Сейчас это был просто человек в подтяжках, с саблей и командным голосом.
– Прошу прощения… из-за счетов, – сказал Фриц. – Я не знал, что здесь кто-то пострадал.
– Живо! Сходите за носилками. Или погодите… я пойду с вами. Как там? Мы пройдем?
– Да.
Мужчина встал, надел китель и вдруг стал майором. Свет исчез, и, казалось, с ним пропала и надежда. Женщина застонала.
– Ванда, – сказал растерянный мужской голос. – Ванда, что же нам делать? Ванда!
– Можно выходить отсюда, – объявил кто-то.
– Отбой пока не давали, – отозвался учительский голос.
– К черту с вашим отбоем! Где свет? Свет!
– Нам нужен врач… морфий…
– Ванда, – обронил растерянный голос. – Что мы теперь скажем Эберхарду? Что…
– Нет-нет… не надо света! – выкрикнула женщина. – Не надо света…
Свет вернулся. На сей раз это была керосиновая лампа. Нес ее майор. Двое официантов во фраках шли за ним, с носилками.
– Телефон не работает, – сказал майор. – Провода оборваны. Давайте носилки сюда.
Он поставил лампу на пол.
– Ванда! – опять повторил растерянный. – Ванда!
– Отойдите! – сказал майор. – После. – Он присел на корточки рядом с женщиной, потом опять выпрямился. – Ну вот, это мы сделали. Скоро вы уснете. У меня была еще ампула, на всякий случай. Осторожно! Осторожно кладите ее на носилки! Подождем на улице, пока организуем санитарную машину. Если организуем…
– Слушаюсь, господин майор, – покорно ответил старший официант Фриц.
Носилки понесли прочь. Черная обгоревшая голова без волос моталась на них из стороны в сторону. Тело прикрыли скатертью.
– Она умерла? – спросила Элизабет.
– Нет, – ответил Гребер. – Она выкарабкается. Волосы снова отрастут.
– А лицо?
– Она еще могла видеть. Глаза не пострадали. Все заживет. Я видал много обгоревших. Это не самый тяжелый случай.
– Как такое случилось?
– Платье вспыхнуло. Она задела за горящую спичку, подошла слишком близко. А больше ничего не случилось. Подвал хороший. Выдержал мощное прямое попадание.
Гребер поднял кресло, которым накрывал Элизабет. При этом он наступил на осколки стекла и увидел, что дощадая дверь винного погреба сорвана с петель. Несколько стоек перекосились, разбитые бутылки валялись на полу, вино растеклось по полу, как темное масло.
– Минутку, – сказал он Элизабет и взял шинель. – Я сейчас. – Он зашел в погреб и сразу же вернулся. – Ну вот, теперь можно идти.