Элизабет покачала головой.
– Давай тогда останемся здесь, никуда не пойдем. Если уйдем, день развалится на куски и пройдет скорее, чем если мы останемся здесь. Так он будет длиннее.
Гребер шагнул к Элизабет, обнял ее. Ощутил шершавое фроте купального халата. И вдруг заметил, что глаза девушки полны слез.
– Я наговорил чепухи? – спросил он. – Только что?
– Нет.
– Все-таки я наверняка что-то натворил. Иначе почему ты плачешь?
Он крепко обнимал ее. Поверх ее плеч смотрел на улицу. Волосатый мужчина в подтяжках исчез. Ребятишки играли в войну в траншее, прокопанной к подвалу разрушенного дома.
– Не будем грустить, – сказал он.
Певица из дома напротив опять запела. На сей раз песню Грига.
– «Люблю тебя! Люблю тебя!» – вопила она дрожащим пронзительным голосом. – «Люблю тебя и буду вечно твой! Люблю тебя!»[5]
– Да, грустить не будем, – кивнула Элизабет.
После полудня начался дождь. Стемнело рано, тучи все плотнее заволакивали небо. Они лежали на кровати, без света, окно было открыто, дождь падал косыми, бледными струями, словно реющая жидкая стена.
Гребер слушал монотонный шум. Думая о том, что в России теперь распутица и все тонет в непролазной грязи. Когда он вернется на фронт, по-прежнему будет грязища.
– Не пора мне уходить? – спросил он. – Лизер наверняка скоро явится.
– Ну и пусть явится, – сонно пробормотала Элизабет. – Разве уже так поздно?
– Не знаю. Но из-за дождя она может вернуться раньше.
– Или, наоборот, позже.
– Пожалуй что и так.
– Может, она из-за дождя вообще только завтра вернется, – сказала Элизабет, уткнувшись лицом ему в плечо.
– Может даже, ее задавит грузовик. Но это было бы слишком уж здорово.
– А ты не очень-то человеколюбив, – пробормотала Элизабет.
Гребер смотрел в серую пелену за окном.
– Будь мы женаты, мне бы вообще не пришлось уходить, – сказал он.
Элизабет не шевелилась.
– Почему ты хочешь жениться на мне? – пробормотала она. – Ты же толком меня не знаешь.
– Я давно тебя знаю.
– Давно? Всего несколько дней.
– Не несколько дней. Больше года. Это достаточно долгий срок.
– Почему больше года? Детские годы не в счет. Они давным-давно в прошлом.
– Я их не считаю. Но мне дали около трех недель отпуска за два года на фронте. Я здесь почти две недели. Что соответствует примерно пятнадцати месяцам на фронте. Выходит, я знаю тебя приблизительно год, что равнозначно почти двум неделям отпуска.
Элизабет открыла глаза.
– Об этом я не думала.
– Я тоже. Мне только недавно пришло в голову.
– Когда?
– Только что, когда ты спала. Под дождь в темноте много чего приходит в голову.
– Для этого непременно нужны дождь и темнота?