– Достаточно.
– Ну и хорошо. Завтракать будем с шумом. Если хочешь, даже под «Хоэнфридебергский марш». А если мадам Лизер в порыве морального возмущения учинит скандал, мы сунем ей в разочарованную доносительскую физиономию свидетельство о браке. У нее глаза на лоб полезут, когда она увидит фамилию нашего эсэсовского свидетеля!
Элизабет улыбнулась.
– Возможно, она особо не будет скандалить. Позавчера, когда передавала мне оставленный тобой фунт сахару, она вдруг сказала, что ты порядочный человек. Бог весть, откуда вдруг такая перемена! Ты не знаешь?
– Понятия не имею. Вероятно, коррупция. Это ведь второе, что мы за последние десять лет усвоили в совершенстве.
Налет начался в полдень. День выдался пасмурный, прохладный, полный роста и влаги. Тучи нависли низко, и вспышки разрывов отсвечивали в них, словно земля швыряла их назад, в незримого противника, чтобы собственным его оружием низринуть его в вихрь огня и разрушения.
Это был час обеденного перерыва и самого интенсивного движения. Дружинник из гражданской обороны направил Гребера в ближайшее бомбоубежище. Он думал, дальше воздушной тревоги дело не пойдет, но, услышав первые разрывы, начал проталкиваться сквозь толпу, пока не очутился возле выхода. В тот миг, когда дверь опять открыли, чтобы впустить людей, он выбежал наружу.
– Назад! – крикнул дружинник. – На улице никого не должно быть! Только дружинники!
– Я дружинник!
Гребер помчался в сторону фабрики. Не знал, сумеет ли добраться до Элизабет, знал только, что фабрики были главной целью налетов, и хотел хотя бы попытаться вызволить ее оттуда.
Он свернул за угол. Прямо перед ним в конце улицы медленно взлетел дом. И рассыпался в воздухе на куски, которые распались и, не произведя ни единого звука, бесшумно и неторопливо рухнули на газон. Он лежал в сточной канаве, зажав локтями уши. Ударная волна второго разрыва схватила его, точно исполинская рука, и отшвырнула на несколько метров назад. Вокруг дождем сыпались камни. Среди грохота они тоже падали беззвучно. Он встал, пошатнулся, резко тряхнул головой, дернул себя за уши и хлопнул по лбу, чтобы прочистить мозги. Вся улица впереди в один миг стала бурей огня. Не пройти, и он повернул обратно.
Навстречу бежали люди с открытыми ртами, с ужасом в глазах. Они кричали, но он не мог их услышать. Словно всполошившиеся глухонемые, они пробежали мимо. Следом спешил человек с деревянной ногой, он тащил большущие часы с кукушкой, гири которых тянулись по земле. За ним, пригнувшись, бежала овчарка. На углу, крепко прижимая к себе младенца, стояла девочка лет пяти. Гребер остановился.