– Хорошо. А что на закуску? К вину, конечно, никакой икры.
Марабу оживился еще больше.
– Само собой. Однако есть немного страсбургской гусиной печенки с трюфелями…
Гребер кивнул.
– А затем рекомендую кусочек голландского сыра. Он великолепно раскрывает букет вина.
– Отлично.
Марабу бойко ретировался. Первоначально он, вероятно, счел Гребера солдатом, который забрел сюда случайно, теперь же увидел в нем знатока, случайно угодившего в солдаты.
Элизабет слушала с изумлением.
– Эрнст, – сказала она, – откуда ты все это знаешь?
– От моего приятеля Ройтера. Нынче утром я еще понятия ни о чем не имел. А он такой большой знаток, что заработал на этом подагру. Впрочем, теперь она спасает его от фронта. Стало быть, грех, как всегда, оправдан.
– А как же трюки с чаевыми и меню…
– Все от Ройтера. Он в этом разбирается. И уверенные светские манеры тоже он мне преподал.
Элизабет неожиданно рассмеялась. Смех был теплый, освобожденный и ласковый.
– Бог свидетель, я тебя запомнила не таким!
– Я тоже запомнил тебя не такой, как сейчас.
Гребер посмотрел на нее. Раньше он ее никогда такой не видел. Смех делал ее совершенно другой. Будто вдруг распахивались все окна темного дома.
– Очень красивое платье, – чуть смущенно добавил он.
– Мамино. Вчера вечером я немножко перешила его и подогнала. – Элизабет опять засмеялась. – Я была не так уж не готова, как тебе показалось, когда ты пришел.
– Разве ты умеешь шить? Никогда бы не сказал.
– Раньше не умела, но научилась. Теперь каждый день по восемь часов шью шинели.
– Правда? Тебя направили на работу?
– Да. Я и сама хотела. Вдруг это как-нибудь поможет отцу.
Гребер покачал головой, посмотрел на нее:
– С тобой это совсем не вяжется. Как и твое имя. Откуда оно у тебя?
– Его выбрала мама. Она была родом из южной Австрии, внешне походила на итальянку и надеялась, что я буду блондинкой с голубыми глазами, потому и выбрала имя Элизабет[3]. А потом, вопреки разочарованию, все равно так и назвала.
Марабу принес вино. Держа бутылку, как драгоценность, осторожно наполнил бокалы.
– Я принес вам очень тонкие, простые хрустальные бокалы, – сообщил он. – В них лучше всего виден цвет. Или вы предпочитаете рюмки?
– Нет-нет. Тонкие прозрачные бокалы.
Марабу кивнул, снял крышку с серебряного блюда. Розовые ломтики гусиной печенки и черные трюфели лежали в кольце дрожащего заливного.
– Свежая, прямиком из Эльзаса, – гордо объявил он.
Элизабет рассмеялась:
– Какая роскошь!
– Роскошь! О да! – Гребер поднял бокал. – Роскошь, – повторил он. – Вот именно! Вот за это давай и выпьем, Элизабет. Два года я ел из жестяного котелка, без всякой уверенности, успею ли доесть… оттого это не просто роскошь. А гораздо больше. Это мир, и безопасность, и радость, и праздничность – все то, чего на фронте нет.