— Смотри сюда! Что, не видишь, угол не выдержан? А сюда смотри. Ты слепой что ли? Гнилая же балка! Попадёт сюда булдыганом и вся башня рассыплется. Понимаешь? Вся! От одного камня!
— Да нет у них камнемётов-то! — оправдывался плотник.
— Тебе-то откуда знать, село-лопата, что у них есть?!
— Так уже стреляли бы…
— Дурень, они ждут, пока ты вот эту свою халтуру к стенам подтащишь!
— А что я-то? Мне такую дали…
— А то, что я скажу Пармениону, чтобы вас, рукожопов, всех заставили в этих башнях сидеть. Думали, другие полезут, так можно приапом гвозди забивать? И так сойдёт?
— Диад! — окликнул ученика Полиид, — спускайся!
— Что случилось?
— К царю пойдём. Поговорим за "самотык".
Диад спустился.
— Парменион не хочет его строить.
— А мы ещё раз поговорим. Вода камень точит.
Высокий царский шатёр Филонид высмотрел сразу и направился прямиком туда, но за пару стадий до лагеря откуда ни возьмись подле него нарисовалось два всадника. "Бегуны"-продромы.
— Кто таков?
— Я с Боспора, от Деметрия! — крикнул Филонид.
— Слово назови! — приказал один из продромов с отчётливым фракийским выговором.
— Хрен тебе, картавый! — ответил критянин.
— Ха! — оскалился продром, — вот ты и обосрался, подсыл! Не то слово-то!
Он взмахнул дротиком, намереваясь огреть Филонида древком, но тут вмешался его товарищ.
— Он же от Деметрия! Слово верное!
— Вот зараза… — огорчился первый, — давай за нами.
Они проводили его к лагерю.
— Мне к царю надо. Срочное дело.
К царю одного, конечно, не пустили. Начальник стражи самолично вызвался провожатым.
Лагерь напоминал разворошённый муравейник. Среди хаотично разбросанных шатров сновали люди, мычали волы. В воздухе витала сложная смесь ароматов — запахи дыма, полбяной каши, свежего навоза, сосновой смолы. Над огромной зловонной выгребной ямой жужжали тучи мух.
У входа в шатёр Филониду заступил дорогу Павсаний, царский телохранитель.
— Царь занят.
— Срочная весть! Не терпит отлагательств.
— Царь занят, — непреклонно ответил Павсаний.
— А Эвмен? — спросил критянин.
— У себя, — мотнул головой телохранитель в сторону соседнего шатра.
В царский грамматеон[63] Филонида по слову провожатого впустили беспрепятственно. Внутри стояли столы и сундуки. И те и другие завалены грудами свитков и вощёных табличек. Здесь работали двое. Один скрипел стилом по папирусу и даже не поднял голову посмотреть, кто вошёл. Второй, черноволосый молодой человек, лет двадцати на вид, читал развёрнутый свиток и время от времени перекатывал круглые камешки-псифосы на лежавшем рядом абаке.
— Радуйся, Эвмен, — поприветствовал Филонид.