Одно из наиболее насиженных гнёзд алифоров располагалось на крайней западной оконечности острова Крит и звалось Фаласарной, по имени одной из нимф. Поселение и порт здесь существовали со времён додревнего морского владыки, царя Миноса. С тех самых времён, уже тысячу лет, критяне слыли отменными моряками, и это, как уже было сказано, в глазах прочих эллинов поголовно относило их к морским разбойникам. Да и сказать, по правде, многие эллины вообще не признавали критян за своих соплеменников, даром что большинство тех — дорийцы, спартанцам родичи. Но ещё жили на острове и настоящие критяне, потомки Миноса.
Бытовала поговорка, что де есть в Ойкумене три худших народа и у всех трёх имена на "каппу" — каппадокийцы, киликийцы и критяне. Разбойники.
Фаласарна пережила взлёты и падения. Иногда люди её покидали, но потом город снова возрождался. Очень уж расположен удачно. Он раскинулся у подножия горы высотой в полтораста локтей, вокруг довольно вместительной лагуны, соединённой с морем природным каналом, примерно в половину стадии длиной. Непогода здесь кораблям не страшна. Это место издревле стало перевалочным пунктом на пути из Египта в Элладу и на Сицилию. В нынешние времена город процветал. Фаласарна торговала, воевала и пиратствовала. Здесь всегда было многолюдно. Большие и малые корабли алифоров теснились у пирсов, словно стаи морских птиц, чьи необъятные крикливые базары — обычное дело для здешних мест. Пираты вставали тут на длительную стоянку, спускали награбленное в местных кабаках, латали корабли и зализывали раны, зимовали, в скуке и праздности коротали дни за игрой в кости, безудержной выпивкой и поножовщиной.
Долгое время город находился под властью Полиринии, соседнего могущественного полиса, но лет десять назад обрёл независимость. Теперь здесь правили свои собственные "лучшие люди", эвпатриды удачи[55], а таковыми являлись сильнейшие пиратские вожди. Разумеется, между ними далеко не сразу составилось некое неписаное соглашение о мирном сосуществовании. За десять лет случилась пара кровавых усобиц, но под угрозой взаимного уничтожения горячие головы поостыли и установилось некоторое равновесие сил.
Солнце клонилось к закату, разбрызгивая по ещё тёплым багровеющим волнам свои бесчисленные отражения. Море не спешило засыпать и дышало жизнью. Глубоко в толще подвижного и прозрачного синего стекла виднелись тёмные спинки тунцов, мелькали стремительные тела дельфинов-белобочек. Вечные спутники кораблей состязались с ними в скорости и неизменно одолевали.
Вечерний бриз нёс разогретому солнечными лучами побережью освежающую прохладу. Он понемногу слабел, но ночным ещё не сменился, и покамест оставался попутным для двух кораблей, что приближались к устью канала Фаласарны. Гемиолия и купец-стронгилон.