Итак, Кизи не то чтобы вырвался из мирка в общем и целом добропорядочной провинциальной американской богемы, но заскучал в нем. К этому времени он стал (как показано выше, достаточно случайно) знаменитым писателем и, соответственно, довольно обеспеченным человеком. Он уже имел достаточные материальные средства, для того чтобы предаться праздности, и в то же время стал достаточно известен, для того чтобы его праздность могла претендовать на общественное внимание. И Кизи решил заняться хеппенингом, воспринимаемым как жизнетворчество. А тоже достаточно случайный фактор – знакомство Кизи в качестве лабораторного кролика с ЛСД (и это задолго до того, как опасность этого наркотика была распознана, а на употребление его наложен запрет) – определил направление и характер дальнейших поисков. Но в сердцевине всего этого хаотического процесса (принявшего по американской традиции форму путешествия) лежало стремление пробиться к подлинной – виртуальной или психоделической – действительности, открыв или бесконечно расширив «двери восприятия» и добившись (или по меньшей мере неутомимо добиваясь) тотального погружения в нее. Что во всем этом было от игры, что от скуки бытия (с жиру бесятся), что от его бесцельности и неприятия дня сегодняшнего (крушение Американской мечты), что от истинного поиска новой реальности – сказать трудно.
Было всего понемногу. «Мэйнстрим» в любом случае пролегал в стороне от этих забав.
Однако тотальное погружение – не как сленговое выражение наркоманов, а как мера (или безмерность) собственных усилий в любом обществе и на всяком поприще – имеет особое значение как вещь в себе.
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба.
И здесь кончается искусство,
И дышат почва и судьба, —
это сказано, пожалуй, все же о другом. Но у того же поэта (Бориса Пастернака) есть и более соответствующие смыслу суеты Веселых Проказников строки:
Если даже вы в это выгрались,
Ваша правда, так надо играть.
И далее:
Так играл пред землей молодою
Одаренный один режиссер,
Что носился как дух над водою
И ребро сокрушенное тер.
И, протискавшись в мир из-за дисков
Наобум размещенных светил,
За дрожащую руку артистку
На дебют роковой выводил.
Сопоставление Человека Играющего, причем играющего творчески (стихотворение Пастернака адресовано во множественном числе «Мейерхольдам», то есть всем создателям хеппенинга во все времена), с самим Творцом, конечно, бесконечно лестно (а с точки зрения верующего – и бесконечно кощунственно), но некая правда в нем несомненна. И не случайно и сам Кизи, и его Проказники по мере погружения в свои забавы все больше и больше осознают себя участниками религиозного или квазирелигиозного действа. И само отречение Кизи обрастает огромным количеством евангельских коннотаций.