с князьями Альбиона
знакомим дочерей,
и приглашают лорды
на танец наших жен,
мы сами смотрим гордо,
покуда… смотрим сон!
О боже! Хоть понюшку
нам Англии отсыпь —
ту грязную речушку,
ту лондонскую хлипь,
задворки, закоулки
и клочья тощих нив…
А как там Лорд-Уорден?
А как там наш Пролив?
Конечно, бегство объявленного в розыск преступника – случай при всей своей распространенности все же, скорее, исключительный. Но бежали в колонии, как это тогда называлось, отнюдь не только те, за чью голову в самой Англии уже была назначена награда. Бежали с острова и неудачники всех мастей – в надежде на лучшую долю. Бежали люди чести (по-ихнему джентльмены), запятнавшие репутацию: считалось, что искупить позор можно только самоубийством или – приравненном к нему в общественном сознании – бегством в колонии. Бежали люди, в жизни которых стряслось какое-нибудь несчастье. Бежали банкроты. Бежали младшие сыновья небогатых отцов и незаконнорожденные. Бежали искатели приключений. Бежали просто «лишние люди» (как их именует отечественное литературоведение); порой не только «лишние», но и никчемные…
Бежали – и общими усилиями приумножали мощь и величие Британской империи. Бежали – и вольно или невольно возлагали на себя Бремя Белых, по слову того же Киплинга, соглашаясь на «каторжную работу – нету ее лютей, – править тупой толпою то дьяволов, то детей».
И, бывало, бремени не выдерживали…
К 1933 году двадцатидевятилетнему Грэму Грину было как раз впору задуматься о бегстве в колонии. И отнюдь не только из-за врожденной тяги к странствиям и приключениям; отнюдь не только из-за хронического безденежья; отнюдь не только из-за изрядно наскучившей семейной жизни. Под вопросом стояло его писательское будущее, а значит, и предназначение.
Откровенно подражательный поэтический сборник провалился – и о сочинении «в столбик» Грин, похоже, забыл раз и навсегда, возложив все надежды на прозу. С ней, однако, тоже как-то не складывалось. Относительный успех первого романа «Внутренний человек» побудил начинающего автора, бросив службу в газете, уйти на вольные хлеба, но уже второй роман, а вслед за ним и третий обернулись сокрушительным фиаско. Мало того что они не принесли писателю ни гроша – они в корне подорвали начавшую было складываться профессиональную репутацию.
Расхожая мысль о том, что одну более-менее приличную книгу (роман о себе самом) может написать каждый, тогда как подлинным мерилом таланта и наличия свежих идей и слов у того или иного автора служит вторая, родилась не вчера и имеет хождение отнюдь не только в России.