Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции (Свечин, Введенский) - страница 25

Побились мы с Шерстобитовым, побились, собрали денег, сложились да и заказали у Сазикова новый сервиз по тем образцам и рисункам, что у французов остались. Когда сервиз был готов, его сейчас в пожарную команду, сервиз-то… чтобы его там губами ободрали: пусть имеет вид, как бы был в употреблении. Представили мы сервиз французам и ждем себе награды. Только вдруг зовет меня Шерстобитов. “Ну, – говорит, – Иван Дмитриевич, теперь уж в Сибирь всенепременно”. – “Как, – говорю, – за что?” – “А за то, что звал меня сегодня Галахов и ногами топал и скверными словами ругался. “Вы, – говорит, – с Путилиным плуты, ну и плутуйте, а меня не подводите. Вчера на бале во дворце государь спрашивает Монтебелло: “Довольны ли вы моей полицией?” – “Очень, – отвечает, – ваше величество, доволен: полиция эта беспримерная. Утром она доставила мне найденный ею украденный у меня сервиз, а накануне поздно вечером камердинер мой сознался, что этот же самый сервиз заложил одному иностранцу, который этим негласно промышляет, и расписку его мне представил, так что у меня теперь будет два сервиза”.

“Вот тебе, Иван Дмитриевич, и Сибирь!” – “Ну, – говорю, – зачем Сибирь, а только дело скверное”. Поиграл он на гитаре, послушали мы оба канарейку, да и решили действовать. Послали узнать, что делает посол. Оказывается, уезжает с наследником-цесаревичем на охоту. Сейчас же к купцу знакомому в Апраксин, который ливреи шил на посольство и всю ихнюю челядь знал. “Ты, мил человек, когда именинник?” – “Через полгода”. – “А можешь ты именины справить через два дня и всю прислугу из французского посольства пригласить, а угощенье будет от нас?” Ну, известно, свои люди, согласился. И такой-то мы у него бал задали, что небу жарко стало. Под утро всех развозить пришлось по домам: французы-то совсем очумели, к себе домой-то попасть никак не могут, только мычат. Вы только, господа, пожалуйста, не подумайте, что в вине был дурман или другое какое снадобье. Нет, вино было настоящее, а только французы слабый народ: крепкое-то на них и действует.

Ну-с, а часа в три ночи пришел Яша-вор. Вот человек-то был! Душа! Сердце золотое, незлобивый, услужливый, а уж насчет ловкости, так я другого такого не видывал. В остроге сидел бессменно, а от нас доверием пользовался в полной мере. Не теперешним ворам чета был. Царство ему небесное! Пришел и мешок принес: вот, говорит, извольте сосчитать, кажись, все. Стали мы с Шерстобитовым считать: две ложки с вензелями лишних. “Это, – говорим, – зачем же, Яша? Зачем ты лишнее брал?” – “Не утерпел”, – говорит… На другой день поехал Шерстобитов к Галахову и говорит: “Помилуйте, ваше высокопревосходительство, никаких двух сервизов и не бывало. Как был один, так и есть, а французы народ ведь легкомысленный, им верить никак невозможно”. А на следующий день затем вернулся и посол с охоты. Видит, сервиз один, а прислуга вся с перепою зеленая да вместо дверей в косяк головой тычется. Он махнул рукой да об этом деле и замолк”.