— Знаешь, чем дольше смотрю, тем больше утверждаюсь в верности выбора клейма, — протянул Сасори задумчивым тоном учёного-наблюдателя, делающего вывод по очередному эксперименту. — Во многих смыслах оно тебе подходит.
Анко промычала что-то невразумительное. Она с трудом сопротивлялась кипящему томлению, разливавшемуся по телу, полностью погребая под собой ощущения на границе дискомфорта и слабой боли, которые давала кукла.
— Да мать твою, ещё не натрынделся за день на уроках? — зло прошипела она в пол. — Возьми меня, а потом говори хоть весь остаток ночи.
— Хорошо, — подозрительно легко согласился Сасори и играючи, одним движением засунул сенбон в резинку на её хвосте; на выходе игла царапнула кожу головы, но прошла по касательной и не причинила боли.
Анко замерла в напряжённом ожидании, облизывая губы, следя за его ногами. Сасори отступил назад для удобства и быстро разделся — одежда шуршала и падала на пол, элемент за элементом. «Будто сбрасывает кожу», — невольно пришла ассоциация, но её Анко поспешила прогнать — перед ней сейчас скорпион, не змей. Хотя ситуация отчасти схожа: она так же не может двинуться, так же напряжена, не зная, чем всё обернётся…
За невольным проведением отвратительной параллели она не сразу заметила, как Сасори вновь приблизился, выдернул из её нехитрой причёски сенбон и опустил его острие на прежнее место, затем, подумав, перенёс на правую сторону. Деревянная рука на затылке настойчиво направила Анко. «Так уверен, что не цапну?!» — удивление на грани восторга — не ситуацией, им. Уверенным, контролирующим, читающим её настолько охуенно точно, что отчаянно хочется то ли смеяться, то ли рыдать. Но Анко, конечно, не сделала ни того, ни другого, а вместо этого без задней мысли прикоснулась губами и тут же разомкнула их, вбирая полунапряжённую плоть, подключая язык.
Сасори — страшный человек, на самом-то деле; он умеет повернуть всё так, что ты готов будешь просить его позволить сделать то, чего хочет он. Что касается ответа…
Когда он проколол кожу, Анко встряхнуло, и она тихо застонала. Острие преодолело слой мышц, упёрлось в кость лопатки. От сенбона расходились острые, жгущие импульсы — чакра.
Да, этот страшный человек умеет быть благодарным. На свой особенный, жестокий манер, но Анко другого не нужно.
— Если пробью кость здесь, задену лёгкое, — его голос сладко вибрирует, но в остальном Сасори держит себя в руках, шиноби с прекрасным контролем.
Это в какой-то мере задевает гордость. Анко умеет довести до блаженного исступления любого: мужчину, женщину, почти потерявшего человеческий облик шиноби с комплектом дополнительных рук или с какой-нибудь синтетической хернёй вместо крови — с пятнадцати лет могла! И рано ей ещё на свалку истории! Доказывая это, Анко приложила всё умение в мстительном желании добиться отклика — и получила удовлетворённый, поощряющий стон. Ободрённая этим, она расслабила горло и придвинулась близко, насколько смогла, чувствуя движение навстречу.