— Профессор Митараши, — начала она, когда Анко вежливо, но категорично отказалась от чая. Опустившись в кресло с розовой обивкой, стоящее за письменным столом, на который были накинуты весьма странные, по мнению Анко, вязаные салфетки, директор налила чай себе и потянулась к сахарнице. — Как вы, я полагаю, слышали, — раз, — прошлой ночью в моих покоях, — два, — имело место неприятное происшествие, — три. — Вы знаете, о чём идёт речь?
— Итачи мне рассказал, — четыре. — Петарда многое повредила?
— Достаточно, — пять. — Можете ли себе представить, восстанавливающая магия на эти повреждения не подействовала!
Крышка сахарницы вернулась на место. Неужели! Анко начала грешным делом думать, что Долорес собралась наполнить чашку до краёв и пить расплавленный сахар.
— Ничего себе, — присвистнула Анко, что вполне входило в её образ немного простоватой и мало знающей о правилах хорошего тона девушки. — Кто мог так зачаровать фейерверк?
— Вот и мне это очень-очень любопытно, — Долорес улыбнулась так приторно-сладко, что Анко поспешила воскресить в памяти хладнокровное лицо Второго — иначе случился бы передоз милотой. — Может быть, у вас есть догадки?
«Не догадка, а уверенность: Дей».
— Ни единой, — сокрушённо покачала головой Анко, удерживая себя от того, чтобы поморщиться; за день верёвка порядком натёрла, ведь двигалась Анко много, а кое-где, в частности на шее, наверняка и вовсе до крови. О некоторых участках на своём теле Анко вовсе старалась не думать, хотя абстрагироваться довольно непросто. — Были бы в школе близнецы Уизли, я бы подумала на них, но так…
— А что их друг, мистер Джордан? — вкрадчиво уточнила Амбридж, размешивая чай.
— Ну нет, Долорес, — куноичи вновь помотала головой, но уже осторожней. — Ли, конечно, беспокойный парень, но у него нет тех талантов в магии, что у близнецов.
— А мистер Тсукури? — директор сузила глаза и поднесла ко рту кружку. — Вроде бы он спокойный юноша, однако я всё время опасалась, что он попадёт под негативное влияние приятелей…
— За это можете не переживать. Сасори и Итачи за ним присматривают, — с невольной улыбкой заверила её Анко. Верёвки на теле вызывали дискомфорт, причём в первую очередь — моральный: путы означают плен, а плен — проблемы. С другой стороны, они заставляли думать о Сасори: о его стальной воле, об идеально контролируемой, острой, как кристаллы песка, чакре, об умелых руках, способных творить чудеса самого разного толка. Ксо, вот даже теперь: верёвки жгут, и создаётся иллюзия, что это — взгляд Сасори, которым тот впивается, находясь где-то поблизости, готовясь напасть… Какая замечательная форма близости, стоит чаще её практиковать.