Победить или умереть (Tiffany) - страница 3

Когда он навестит её в следующий раз, Висенья будет соблазнительна и привлекательна, но не сегодня.

Потому что сегодня она наконец-то лучше.

Лучше их всех.

Искры (Эшара Дейн(/)Джейме Ланнистер)

Эшара привыкла быть прекрасней всех, но ей всё ещё доставляло удовольствие слышать комплименты, чувствовать на себе томные взгляды, получать конвертики с признаниями. Апельсины, привезённые Оберином, пахнут пряностями и песочно-жарким Дорном, и девушка не может сдержаться — впивается в них зубами не разрезав, ощущая горькое послевкусие корки на пухлых губах. Королевская Гавань прогнила насквозь, но краткое напоминание о солнечном доме, пышущем фруктовыми деревьями и цветочными кустами, не даёт леди Дейн окончательно отчаяться и — когда-то это случится, Семеро видят, случится — наложить на себя руки.

Джейме Ланнистер наведывается вечером, и Эшара искренне делает вид, что его не ждёт. Она, конечно же, не укладывала чёрные волосы искрящимся водопадом, не кусала губы, не щипала себя за щёчки, чтоб появился лёгкий румянец и уж точно не заправляла в локоны лучший свой гребень из золота — подарок сира Барристана Сэлми. Да только льву это всё даром не надо; смотрит он устало и безжизненно.

— Надеюсь, я не помешал Вам, миледи, — кивает он, стараясь натянуть улыбку. — Кажется, Вы говорили что-то о травах из Дорна, что помогают от горячки.

— Говорила. Говорила, сир Джейме, и думала, что Вы меня не слушаете. Ах, вот оно что! У льва Ланнистера горячка? — смеётся девушка, пропуская рыцаря внутрь своих покоев. На столе целая сотня всяких блестящих украшений, заколок, сорванных из сада благоухающих цветов, а в комнате стоит приторный запах фруктовых деревьев, и юноша не знает куда деться — голова идёт кругом от всего этого напускного веселья.

— Не у меня, миледи. У моей сестры. Она сейчас в Утёсе Кастерли, ей нестерпимо плохо, а Его Высочество желает видеть меня рядом с собой. Он ни за что меня не отпустит, я это точно знаю. Помогу ей хоть так, — говорит Джейме, и его равнодушный вид сменяется негодованием. Когда дело касается сестры, он перестаёт быть либо саркастически-равнодушным, как на пирах или на людях в общем, либо печальным и холодным, как рядом с Эшарой. Ланнистер всегда другой, когда разговаривает или просто молчит с ней, всегда такой живой, настоящий. Грустный.

В нём уже нет огня, ей не под силу разжечь юношеское пламя, что должно играть в его крови чувственную песню. Иногда в глазах Джейме сверкают лишь искры потухших углей, когда он говорит о своей сестре. Только Серсее Ланнистер это под силу, и Эшара злится, что она впервые не первая, не любимая.