Резкий внезапный стук двери снова привел ее в сознание. Питер топтался в нескольких шагах позади врача. Хелен видела раньше доктора Рэнсома только один раз, когда они регистрировались у него в качестве местных пациентов. Его широко расставленные глаза и вытянутая верхняя губа наводили на мысль о зайце, и она сразу почувствовала к нему неприязнь, даже раньше, чем он сдвинул стетоскоп на ее груди на дюйм ниже, чем было необходимо.
– Что ты ему сказал? – негромко спросила Эжени у Питера, как будто даже сейчас, в момент осмотра, имелась возможность сохранить лицо.
– Суть я уловил, – отозвался доктор Рэнсом. Он мягко втиснулся между Эжени и постелью. – Мне бы чуть побольше места возле пациента. – Он поставил на кровать свою черную кожаную сумку и расстегнул застежку, извлекая оранжевый шланг с манжетой для измерения давления. Эжени начала рыться на книжных полках, раскрывая книги и вытряхивая их в поисках… чего? Хелен не знала – и не была уверена, что мать знает сама. В любом случае там не имелось ничего особенного. Все письма от Рошель Хелен сожгла в камине.
– Теперь к главному. – Доктор Рэнсом вытащил из футляра термометр. Хелен открыла рот, почувствовав стекло между языком и зубами, будто кляп. Питер наблюдал, как его жена все больше распаляется, разоряя книжные полки. Очередной спазм боли заставил Хелен дернуться. Она всхлипнула, и термометр вывалился на пол. Все зачарованно смотрели, как шарик ртути катится по половицам. – Что здесь было? – Доктор поднял пузырек к свету, словно на нем могла внезапно появиться этикетка. – Без вашей помощи я не могу этого сказать.
Хелен помотала головой, чувствуя, как ее чрево вновь наполняется жидкостью. Простыня под ней промокла прежде, чем она успела это понять.
Доктор передвинулся к изножью кровати и обратился к Питеру:
– Здесь невозможно определить, что она приняла. Так как она не хочет признаваться, нам необходимо отвезти ее в больницу и дать ей рвотное.
«Рвотное! А это что было, не рвотное, что ли?!»
Рэнсом продолжал с выражением профессиональной серьезности:
– Естественно, моя основная задача – сохранение жизни. Я не могу игнорировать тот факт, что она нарушила закон, но мы сможем обсудить, стоит ли сообщать о выкидыше, вызванном кустарными средствами, после того как она окажется в больнице.
Новая боль, которая исходила от сердца, а не из живота, вспыхнула в ней. Хелен не слышала такого выражения раньше, но поняла, что оно означает. Рошель не поступила бы так с ней, неужели она могла? Она сказала так: это не считается абортом. И Хелен поверила Рошель.