Хелен не успела крикнуть: комната заполнилась людьми в белых спецовках, кричащими, поднимающими стул, который пинком отбросила Паулина, отвязывающими ее, поддерживающими и укладывающими на пол, грубо качающими ей руки и грудь. Крикам вторили и в коридоре, где старшая сестра призывала всех к спокойствию. Хелен прижалась к кафельной плитке. Она подумала о детях Паулины, включая в их число и себя. Она не выживет в Назарете без подруги. Она закончит так же, если не выберется отсюда. Это такой же очевидный факт, как и тело на полу.
В комнату влетел Керси. Белые фалды его халата взметнулись, когда он упал на колени и приложил пальцы к запястью Паулины в такой манере, что это, должно быть, предназначалось просто для вида.
– Молодцы, парни, – сказал он дежурным медбратьям. – Вы сделали все, что могли. Пожалуйста, возвращайтесь к своим пациентам.
Один из медбратьев перекрестился. Керси скользнул рукой вниз по лицу Паулины, закрывая ей глаза – казалось, не прикасаясь к ним.
– Время смерти – три пятнадцать, – сказал он старшей сестре, стоявшей в дверях с красным лицом.
– О, дорогая моя, нет, – произнесла та каким-то чужим голосом. – Ох, Паулина…
Решение формировалось в Хелен, маленьким мотыльком хлопая крыльями в груди. Она поняла, как отдать последние почести Паулине и спастись самой. Она и раньше это знала, но только сейчас поняла, как это срочно, когда ее собственная судьба предстала перед ней в облике несчастной подруги. Это таилось наверху в расчесанном до крови скальпе Сьюзен и в замкнутой комнате разума Нормы. Нет ничего хуже Назарета, и здесь нет ничего, что не убивало бы.
Она открыла рот, и мотылек выпорхнул.
– Робин! – Слово отскочило от кафеля, будто еще раз заверяя удивленных старшую сестру и Керси, что они правильно его расслышали.
– Робин Гринлоу. Зовут, как дом.
Хелен поднялась по лестнице на внутренний балкон, напоминающий галерею менестрелей – второй раз за несколько дней, осторожно скользя ногами, зная теперь, какие из ступеней могут заскрипеть от ее шага. Мурашки ползали по ее коже на шее сзади и за ушами.
Они позвонили Робину через две минуты после того, как узнали его имя, и он сел на ближайший поезд из Лондона. Спешил он на помощь или его гнала злость – Хелен не могла знать, пока не увидит его лицо. Робин мог поверить в то, что она доказывала своими действиями: она продемонстрировала, что не любит его. И находит саму идею брака с ним настолько ужасной, что рискнула жизнью, пытаясь избавиться от его ребенка. Или он мог поверить, что Хелен больна и в этом нет ничего личного по отношению к нему, что она не могла с этим справиться. Он бы не стал проделывать весь путь до Саффолка просто для того, чтобы отчитать ее или позлорадствовать над ее плачевным положением. У Робина не хватало воображения для подобной жестокости. Хелен остановилась перед дверью Керси. Кого она обманывает? Она вообще едва знала Робина в плане его характера.