– При чем тут Хелен? – спрашиваю я. – Ее там не было.
Мама поднимает глаза из-под взъерошенных волос. Я вижу только один глаз, но он пронизывает меня насквозь.
– Не было где?
Я пытаюсь скрыть раздражение:
– На похоронах бабушки. – Я беру мамины ладони с отросшими ногтями в свои, стараясь не смотреть на очертания прутьев под одеялом. – Где еще я могла с ним встретиться? Он хороший парень, мам. Знаю, у нас некоторая разница в возрасте, и ты, вероятно, не хотела бы, чтобы напоминание о Джессе болталось поблизости, и, я имею в виду – в любом случае это только начало знакомства, но у меня действительно хорошие предчувствия насчет него.
Мамины руки расслабляются в моих, и выражение ее лица снова меняется; теперь она старается подавить хихиканье. Разве это похоже на старание вести со мной откровенный разговор спустя столько лет?
– Малыш Клей! – восклицает она. Это странный способ описать пятнадцать стоунов[29] крепких мышц, однако полагаю, когда-то он был для нее ребенком.
– Он меня понимает, мам. Позволь мне дать ему шанс.
Ее сверкающие глаза говорят мне, что я прошу многого, и вероятно, слишком многого, и я на грани того, чтобы сказать – не волнуйся, я оставлю эту идею, я откажусь от него, когда мама расцветает в улыбке, которую я слишком хорошо знаю и только теперь вижу, какие усилия для нее требуются.
– Кто я такая, чтобы стоять у вас на пути?
– Спасибо, – произношу я. – Твое благословение многое значит. Теперь я просто обязана получить его у папы. – Она кусает губы, но это не останавливает их дрожь. Две алмазные слезинки скатываются по ее щекам. – Не волнуйся, я постараюсь обойтись с ним помягче.
Очередной стук в дверь. На этот раз – физиотерапия. Часы упражнений, во время которых мама кричит от боли. Она вернется плачущей от изнеможения и от того, что теперь у нее нет ноги. Самое меньшее, что я могу сделать, – это просто быть здесь, рядом с ней. Медсестра стягивает с нее одеяло и передает мне. Я наклоняюсь поцеловать маму, закрывая глаза, чтобы не видеть металлических прутьев.
Когда ее увозят, я складываю одеяло и вешаю на спинку дивана. Я позвоню Клею через минуту и скажу ему, что он может сообщить Бреймам, что мы встречаемся. Они желают видеть мини-Марианну в своей жизни не больше, чем мои родители желают видеть его. Оно того стоит? Я понятия не имею.
Что-то бросается мне в глаза – белые крапинки на бутылочно-зеленой обивке дивана. Крошечные скатанные шарики из бумажного платка, на этот раз твердые, словно кусочки гальки, провалившиеся между подушками. Я переношусь обратно в комнату для родственников, в тот день, когда Хелен Гринлоу приходила ко мне – еще теплое сиденье, россыпь скатанной бумаги…